– Да. Рагнарёк. Армагеддон. Дагор Дагоррат. Кразилек. Допустим, это всё не выдумки церковников. Тогда кто-то в этих битвах должен побеждать. Куда исчезли греческие боги? Куда уходят боги викингов? И вообще, можно ли достичь чего-то и остановиться, ни о чём не думать и ничего не хотеть? Наш мир – всего лишь первая ступень. Ну, может быть, не первая. Вторая. Третья. Двадцать пятая. Но точно – не последняя. Пройдя её, они уходят. Дальше. Далеко. Уходят, оставляя в памяти легенды и сказания, уходят, чтоб освободить площадку для других. Освободить игральную доску для новых игроков. И остаются только те, кто уйти не в силах. Те, кто погиб. Те, кто низвергнут в бездну, словно падший ангел. Те, кто прикован на скале, как Локи. Ты думаешь, им неохота вырваться? Они прикованы совсем не в том смысле, какой мы вкладываем в это слово: приковать. В пределах мира все они свободны. Вот только этот мир – мир детства, больше им неинтересен, как неинтересны для тебя рожок и погремушки. И если появляется возможность вырваться и стать другим, уйти и обмануть ловушку, то это шанс для них. Ты – этот шанс, точнее, ты им был. Но ты им оказался не по силам.
– Ты хочешь сказать…
– Ты – это ты. Случайная «подставка». Волшебник четырёх кровей, неловко окропивший кровью старый жертвенник, а вовсе никакой не Локи, и уж конечно же не дьявол. Ты – запертая дверь, корабль на якоре, и если те не подберут ключа и не поднимут якорь, ты останешься, кем был – останешься собой. Я думала, что ты давно всё понял сам. В конце концов, Единорог ведь ясно говорил тебе об этом.
– Но если это так, – проговорил задумчиво Жуга, – то это немногим лучше всего того, о чём я говорил.
– Не скажи, – покачал головою Хансен. – Корабль ведь может плыть и сам по себе. И уж в любом случае останется при этом кораблём. Улавливаешь суть?
Жуга сидел и молча слушал рассужденья Хансена, а в душе невольно поражался, как тот может говорить такие вещи, за которые его вполне могли отправить на костёр. А впрочем, ведь и Хансен знал, что может ему довериться. Они были похожи чем-то, эти двое. Мальчишка (а по сути – девочка), которого воспитывала ведьма, и который не общался с миром лет до двадцати, а в церковь не ходил, наверно, с детства, и горец из тех мест, где небо ближе и где обращаются к любым богам, от которых можно ждать помощи, а вся молитва выливается в два слова: «Пронеси, Господи!», сказанных на краю пропасти.
Они лежали молча, в темноте. Учитель, ученик и спящий между ними гном, который вёл свой род от времени творения Земли.