– Пропал? – Рудольф непонимающе заморгал. – Постой, постой. Что ты несёшь? Как так пропал? Куда пропал?
– Да я откуда знаю! – взорвался Телли и забегал по комнате. – Он подошёл к ней, а потом – ба-бах! – и пропали… и он, и она. Девка в крик, мол, где они, Хуго свечи запалил, а там только трупы и этот, палёный… Потом они кошельки подобрали и смылись оба, пока стража не нагрянула.
– Постой, не тараторь. Не пойму никак… Ты что, там тоже был, что ли?!
– Не, я на крыше сидел… Они к реке пошли, а я за ними до самого причала шёл, до этой… как её… «Иксар…», «Играс…» Ну, зелёная такая лохань! Я спрашивал, название забыл…
– «Иггдрасиль»?
– Во-во! – Тил замахал руками. – Что теперь делать, Рудольф, а? Делать-то что?
Старьёвщик помедлил.
– Ждать, – сказал он наконец.
Взгляд мальчика меж тем упал на доску.
– Рудольф… Ты… трогал что-нибудь?
– А? Трогал. Да. Но они не отрываются. А что, что-то не так?
Телли гулко глотнул и поднял взгляд на старика.
– Я лису ставил… не сюда.
Мудрый познаёт не существование и гибель, а их причины.
Страж Границы.
В эту ночь Телли долго не мог уснуть. Он долго лежал в обнимку со своим драконом в комнате, где раньше спал Жуга и на его же тюфяке, лежал и смотрел в потолок, а заснувши, то и дело вскакивал и с колотящимся сердцем вслушивался в ночь – не стукнула ли дверь? – и всякий раз напрасно. Ближе к утру, когда стал заниматься рассвет, он встал и спустился вниз. Рик запищал, потеряв источник тепла, свернулся сам в себя под серым войлоком одеяла и остался досматривать свои драконьи сны.
В комнате внизу было сыро и холодно, в окошко царапался дождь. Тил остановился и уселся прямо на ступеньках. Поднял взгляд. В пустых овалах двух зеркал отразились две мальчишеские головы, обе темноглазые, беловолосые и заспанные. Левое ухо у обоих до сих пор торчало немного в сторону. По-над зеркалом, из темноты отблескивал стеклянный жёлтый глаз совы.
Обычно Тил так рано не вставал, это Жуга вскакивал ни свет ни заря, но даже травника опережал порой Рудольф, соскучившийся за ночь по своей любимой трубке. Но сегодня комната была пуста. Рудольф и Бликса спали, утомлённые тревогой и суетой. Телли вдруг поймал себя на мысли, что давно уже не связывает для себя этот дом со стариком Рудольфом. Здесь всё напоминало о Жуге – большая деревянная бадья для ванн, мешки, горшочки, баночки на полках, связки сохнущих трав и кореньев на стенах и под потолком, ступка с пестиком, разрешение на торговлю и патент от бургомистра в рамке на стене… И даже круглая доска с дурацкими фигурками из кости тоже напоминала о нём. В углу примостился посох – им травник бился с тенью каждый день. Телли взял его и покачал на ладони. Увесистый, с оплёткой на концах, посох был на добрый локоть выше его роста. Вспомнилось, как однажды, с вечера упившись чаем, он проснулся раньше обычного и застал травника внизу. Вспомнился рисунок его дикого, стремительного танца, когда, казалось, всё, что есть на полках вот-вот сметёт гудящий рукотворный вихрь, а стёкла окон и зеркал как брызнут серебристыми осколками… Тил вздохнул и покачал головой – как правило, Жуга никогда и ничего не задевал. А что касается корчмы… У Телли вновь захватило дух при воспоминании об этом. Он толком даже не видал, что было после того, как травник загасил огонь. Был выпад, хлёсткий, с разворота росчерк серого меча, упавший с распоротым горлом один из бойцов и вслед за этим лишь мельканье беспорядочных теней, глухие выкрики и звон железа.