Я опускаю взгляд на его руку, а потом опять поднимаю и смотрю в глаза. Не отвечаю, и он понимает. Опускает руку, засовывает её в карман и нахохливается как петух.
— А ты кем будешь? — уже не такой приветливый, зато наглый до херов.
— Это мой сводный брат Алексей, — вклинивается бестолочь. Ей не говорили, что нужно ротик на замке держать, когда взрослые разговаривают?
— Брат, значит, — протягивает парень, в конец охренев. А я стою и чувствую, как сердце начинает разгонять кровь, накачивая органы адреналином.
— Значит.
Если между нами зажечь спичку — как пить дать рванёт. Девчонка это понимает и начинает нервничать не на шутку. Бледные после болезни щёки краснеют. От напряжения она закусывает губу и смотрит то на меня, то на рафинированного хера.
— Лёш, там Людмила обед оставила. Остынет…
Что блядь?
— Так иди и ешь, — бросаю, не глядя на неё. — А одноклассник уже пойдёт, последний автобус через четыре минуты. А больше из «Рощи» сегодня ничем не уедешь.
У пиздюка с лица сходит вся краска, он хочет мне что-то ответить, хотя явно ссыт. Но стыд перед тёлкой берёт своё. Уже открывает рот, как бестолочь снова всовывает свои пять копеек. Понимает, что её дружок по лезвию ходит.
— Саш, и правда, — голос дрожит. — Мне сейчас мама должна позвонить. Да и замёрзла уже.
Этот Саша лишь удивлённо поднимает бровь, но принимает поражение.
— Ну ладно. Увидимся ещё.
И обнял бестолочь, прижал к себе. Я даже заметил, как он носом потянул возле шеи. Одноклассник, твою мать. Валил бы, пока ноги целы.
По календарю уже наступила весна. Даже солнышко как-то с утра выглянуло чуть более приветливо, хотя термометр всё ещё показывал отрицательную температуру. Меня выписали, и я снова начала посещать уроки. В первый день было ощущение, будто снова впервые пришла в этот класс. Аня была очень рада моему возвращению, Эдик тоже. Чего нельзя сказать об Ирине Ряполовой. Она со своей подружкой так посмотрела, когда я в класс вошла, что, казалось, на мне одежда загорится.
А вот Ларинцев вообще без комплексов. Хотя о ком я говорю? Где Ларинцев, а где комплексы.
— Привет, Белоснежка! — выкрикнул на полкласса, будто мы с ним лучшие друзья.
А потом обхватил за шею и потёр кулаком по макушке, испортив причёску. Шевцов молча отвернулся, а Роман Должанов лишь кивнул, при этом обратившись к Степановой:
— О, Ирландо, теперь мне не придётся разбавлять твоё одиночество, — расплылся в наглой улыбке. — Но если чё, то я ночью могу.
Некоторые парни в классе заржали как кони, а Аня покраснела от злости.
— Дебил. Сам своё одиночество разбавляй но ночам. Уверена, ты уже знаешь как.