В нескольких метрах от нашей машины я замечаю колонку с ручным приводом, о которой говорил Шевцов. Она-то мне и нужна. Подбегаю к ней, нацеливаясь на то, что мне необходимо. Лёд. Но он внизу, куда капает вода намёрз гладкой горкой, которую никак не подковырнуть. Но на счастье мне попадается на глаза какая-то железяка. Отвёртка, что ли. Наверное, кто-то потерял на стоянке. Ею мне удаётся поддеть ледышку и отковырнуть кусок. Такого должно быть достаточно.
Возвращаюсь в машину и заворачиваю лёд в уже испачканный шарф.
— Держи, — протягиваю Алексею. — Приложи к рёбрам, должно немного облегчить боль.
Шевцов послушно выполняет мои указания и, закрыв глаза, откидывается на подголовник.
Я открываю бардачок и вытаскиваю оттуда аптечку.
— Там есть обезболивающие? — спрашивает Шевцов, не открывая глаз.
Я ищу, но кроме средств первой помощи ничего не нахожу.
— Здесь только жгут, бинты и перекись.
— Ладно. Хрень с ним, дома найду.
Я разрываю упаковку ваты и обильно смачиваю кусок перекисью.
— Держи, — протягиваю ему.
Но Шевцов лишь разворачивает лицо в мою сторону, не открывая глаз, и замирает. Я сначала тушуюсь, но потом собираюсь. Ему плохо и нужна моя помощь.
Аккуратно прикладываю вату к разбитой губе, перекись шипит, а Шевцов вздрагивает и открывает глаза, недовольно щурясь на меня. Смотрите, принцесса прямо. Но этого я, естественно, не произношу.
— Что вы не поделили с этим парнем? — спрашиваю, чтобы заполнить паузу, ставшую какой-то неловкой.
— Я трахнул его сестру.
Вот так вот. Прямо и откровенно. Но пусть даже не думает, что ему удалось смутить меня.
— И ей не понравилось? — выдаю, едва заметно сглотнув ком в горле.
— Отчего же, — ухмыляется Алексей, всё же заставив меня смутиться. — Понравилось. Но брату, появившемуся во время поцесса, она сказала иначе.
— Ты же её не… — каменею. Мне ли не знать, как жестоки игры этих избалованных подростков.
— Слушай, бестолочь, — Шевцов внезапно со злостью хватает меня за запястье, отчего я пугаюсь и роняю вату, — я же тебе уже говорил, что мне подобное неинтересно.
— Мне больно, — выдерживаю его взгляд, хотя у самой всё сжимается в животе от страха.
Лекс отпускает руку, но не взгляд. Я отодвигаюсь подальше на своём сидении. Не стоит забывать, кто он, и как ко мне относится. Подобные ситуации не делают нас ближе.
Шевцов забирает у меня бутылочку с перекисью и выходит на улицу. Я вижу, как он поливает из неё костяшки рук, потом идёт умываться к колонке. Меня передёргивает, стоит лишь представить, как ему сейчас холодно.
Вернувшись в машину, вытирается небольшим полотенцем, которое достал из бардачка, и усаживается за руль. Снова собран, хоть и вид довольно усталый и помятый. Кровь из носа уже не течёт, видно, что губы разбиты с одной стороны.