Каменная белая двускатная крыша храма показалась над густой зарослью темных магнолий, нежных мимоз, высоких кипарисов, раскидистых платанов. В воздухе плыл пряный, немного терпкий запах нагретых солнцем миртовых кустов, целые массы их росли здесь, так же как и розы. Хлопали крыльями белые голуби, всегда гнездящиеся возле храмов. Граждане Пантикапея чтили Зевса, поэтому храм окружали священные рощи, высаженные по предпочтениям не одним поколением жителей полиса10.
Храм Зевса в монументальности, пожалуй, уступал лишь дворцам царей Боспора. Со всех четырех сторон к белоснежным колонам вели известняковые ступени. Этот храм был построен веком раньше дворцового комплекса, но по-прежнему восхищал как жителей полиса так и его гостей. Слышал я и лестное сравнение пантикапейского храма Зевса со святилищем Аполлона в Дельфах, имеющего огромный политический авторитет во всей Элладе. Днем тут всегда было людно и в храме одновременно находились несколько служителей одетых в белые хитоны с миртовыми венками на головах.
Худой и сутулый казначей храма, в своем черном траурном хитоне и остроконечной шапочке, из-под которой свисали намасленные и расчесанные волосы, пах лавандой и имбирем, он не был похож на тех жрецов, что я видел. Конечно, мне было известно, что эллинам понятие жреческого сословия чуждо. Каждый гражданин полиса мог исполнять религиозные функции, совершать обряды и приносить жертвы богам, как и возносить молитвы. Оправданием этому служил сам характер религии, верований греков. Как и сколоты поселенцы-эллины обращались к живым силам природы с верой, что их можно умилостивить, склонить на свою сторону, снискать их благоволение. Но все же при каждом храме постоянно находились люди, которым надлежало заботиться о святилище, где обитал бог, держать в порядке священную утварь, принимать дары и жертвы, приносимые божеству. И все эти люди, хоть и избирались голосованием на народных собраниях, были похожи друг на друга и манерой одеваться, и поведением. Этот жрец вышел из тени алтаря, едва я вошел в храм. Своим появлением он избавил меня от неопределенности, ведь именно необходимость обратиться к кому-нибудь с расспросами о том, как его найти смущала меня. Я представлял, будто спрашиваю у какого-нибудь служителя: "Как мне найти вашего казначея?" — и посмеивался, воображая, что жрецу могло от такого вопроса прийти в голову? Ладно бы пришел в храм я с утра, но вечером!..
Наверняка казначею уже приходилось меня видеть: его рабы или охранники остались за алтарем; сам он определенно узнал меня, коль молча, протянул мешок из телячьей кожи наполненный монетами. Принимая плату за предательство Левкона, пусть и мнимое, я удивился щедрости Гиппиаса. Золотых монет в Пантикапее не чеканили, и серебро тут было в большом почете у купцов и ремесленников. Навскидку я получил килограмм десять, что приблизительно соответствовало половине таланта11 или трем тысячам драхм12. Эллинский всадник получал драхму в день, но скифы обходились гораздо дешевле. Сколот служил тому, кто накормит его в походе, полагаясь на свою воинскую удачу и богатые трофеи, добытые на войне. Что же задумал Гиппиас? Почему предпочел нанять варваров?..