Так, «со многим старанием… и великим изнурением», как признается сам Агапий, он составил свой труд. Среди вошедших в этот труд извлечений оказалось и интересующее нас свидетельство об Иисусе Христе.
В 1912 году флорентийская рукопись была издана А. Васильевым в Париже на арабском и французском языках. В примечании издатель верно отождествил агапиевскую цитату с текстом из XVIII книги «Иудейских древностей» Иосифа Флавия. Спустя сорок с лишним лет эта публикация была переиздана в Лувене. Но ни первый, ни второй издатель не заметили того, что между известным до сих пор текстом из XVIII книги Флавия и тем, который приведен у Агапия, при общем сюжетном, композиционном, фразеологическом сходстве существуют поразительные несоответствия. Прошло еще полтора десятилетия, прежде чем эти несоответствия были наконец замечены. В специальной монографии, опубликованной в 1971 году на английском языке, исследователь Ш. Пинес провел необходимые текстологические сопоставления и сделал первые выводы.
В русском переводе с арабского текст Агапия читается так: «В это время жил мудрый человек, которого звали Иисус. Весь его образ жизни был безупречен, и он был известен своей добродетельностью, и многие люди среди иудеев и других народов стали его учениками. Пилат осудил его на распятие и на смерть. Но те, кто стали его учениками, не отказались от его учения. Они рассказывали, что он явился им через три дня после распятия и что он был живым. И считают, что он был Мессия, о котором пророки предрекали чудеса».
В начале и в конце отрывка указывается, что так повествует об этом Иосиф иудей (Иосиф Флавий. — М. К.).
Сравнивая этот отрывок из арабской рукописи с тем, который мы приводили раньше, нельзя не заметить, что перед нами тот же самый текст, но в другой, нехристианизированной редакции. Так, Иисус в арабском тексте (в отличие от общеизвестного греческого) не бог, а человек, учитель. На его божественную природу нет и намека. Не упоминаются и иудейские старейшины в качестве обвинителей. О воскресении Иисуса говорится не как о достоверном факте (как там), а лишь как о молве, значительно обесцениваемой указанием на то, что она исходит от его же учеников. Сдержанно и неопределенно упоминается о его мессианстве: «…считают, что он был Мессия…». Это не удостоверяемый Флавием факт, а молва, слух.
Автор явно стремится выглядеть объективным. Он не приверженец этого учения, но он и не очерняет его, как, например, Тацит и его римские коллеги. Он сообщает, что говорят, и ясно отделяет это от того, что ему известно достоверно. А известно ему прежде всего, что у истоков движения, которое впоследствии получило наименование христианства, стоял проповедник, учитель, человек по имени Иисус, которого Пилат осудил на распятие.