Любовь — хрупкое чувство, и без доверия все ломается. А как можно доверять чудовищу, утопившему землю в крови.
Оливия крепче прижимается щекой к его плечу.
— Я, наверно, тоже влюбилась в тебя в ту ночь, еще не зная кто ты. Что-то зацепило, — говорит она. — Или потом, на башне, когда ты влез со мной между зубцов. Тогда я почти радовалась, что поеду с тобой.
Невольно вздрагивает, не зная, обнять его или наоборот — встать и уйти.
Воспоминания причиняют боль. Даже светлые воспоминания. Потому, что разделить нельзя. Если бы только это. Если бы не было больше ничего. Но Каролине…
Оливии до сих пор не может найти ответа в своем сердце — что она чувствует.
— Я не жду от тебя доверия, Лив, — говорит он. — И уж любви тем более не жду, это слишком сложно. Но если можешь, побудь немного со мной, хорошо?
— Да, — она обнимает его.
Только здесь и сейчас, не думая о прошлом, не думая о будущем.
Сигваль целует ее в лоб, едва коснувшись губами.
«Полежишь со мной?» Задувает свечи. Просто полежать, как там, в дороге, тогда это было почти легко. Она залезает под одеяло. Он раздевается, снимает верхнюю одежду, и залезает к ней тоже. Обнимает.
Так хочется верить, что все будет хорошо.
Хочется все забыть, хоть ненадолго, отвлечься.
— А тебя не смутит, — говорит Оливия, — если на свадьбе на мне будет простое льняное платье?
Он удивленно фыркает. Почти расслабленно.
— Я, конечно, сам просил тебя экономить, Лив. Но не настолько же?
— У нас с мастером Гисле есть одна идея… — говорит она.
Сигваль улыбается.
— Хочешь показать всем, как ты страдаешь со мной? На какие жертвы приходится идти?
И Оливия улыбается в ответ.
— Да, вроде того. Какой ты жадный.
— Меня не смутит, даже если ты выйдешь совсем голой, — он обнимает ее, — я сделаю вид, что так и надо. Главное, чтобы нравилось тебе. А что вы там придумали? Расскажи.
Она рассказывает. Это так хорошо и удобно. Как просто говорить о платьях.
А потом он рассказывает, как сегодня ездили с Ньяль в город. И вообще, какие у него непоседливые сестры.
Оливия так и засыпает у него на груди, под эту болтовню.
О серьезном они тоже поговорят, немного позже. На серьезное сейчас не хватает сил.
Ночью, в полусне, Оливия чувствует, как он относит ее в ее постель. Стараясь не будить. Не нужно, чтобы видели, как они спят вместе, не сейчас. Целует, поправляет сбившиеся на лоб волосы, укрывает одеялом.
— Спи, — тихо говорит он.
Он одевается там, у себя. Отодвигает что-то, возможно, роется в ящиках стола. А потом уходит.
Он найдет выход.
Все будет хорошо. Очень хочется в это верить.