Он вздрогнул, напрягся даже.
— Да, — сказал чуть хрипло, сглотнул.
В этом было что-то. Точно было.
— Ведь это песня? — отчаянно попыталась я. — Там ведь были слова, да? А… Простите… я просто не помню. Я все пытаюсь вспомнить и не могу… О чем?
— Вы не знаете слова?
Он усмехнулся, выдохнул, и в этом разом были облегчение и боль, и легкое недоверие, и чего больше — невозможно сказать. Иронии, наверно, насмешки над собой.
Что-то важное.
Я покачала головой. Было стыдно. Но лучше сказать сейчас.
— Простите… Я слышала… слышал, — я запнулась, не зная, стоит ли продолжать маскарад, — но тоже только музыку. Это что-то старинное?
Он улыбнулся, почти обреченно.
— Я спою. Но не сейчас, хорошо? Давайте, вечером… Только я напьюсь немного… и спою. Честно говоря, на трезвую голову пока не готов петь такие песни.
Мы поели кое-как. Потом поехали.
Я чувствовала на себе его взгляд. Ехала чуть впереди, чтобы уж точно не смотреть на него, зато сама чувствовала его взгляд спиной.
Вечером, уже начинало темнеть и до места оставалось немного, — мы увидели покойников на дереве, немного в стороне от дороги, видно не сразу. Двоих. Но листья уже начали облетать, лес видно насквозь, солнце светило покойникам в спину и ветер покачивал… Почти проехали мимо, чего только не увидишь… Преступники? Только что-то Унара зацепило. Он обернулся.
— Сейчас, милорд, я только гляну… простите.
Вернулся. Съехал с дороги в лес.
Остановился под деревом.
Я подъехала тоже. Честно говоря, разглядывать это не было сил, покойники висели давно, почернели, да и запах… мне становилось нехорошо. Заметила только, что у обоих отрублены кисти рук, и привязаны к шее. И глаза… пустые глазницы… вороны выклевали уже?
Унар хмуро смотрел на них. Потом на меня, словно собираясь что-то сказать, но сомневаясь.
— За что их так? — тихо спросила я, голос слегка дрогнул.
Предчувствие нехорошее.
Унар отчетливо скрипнул зубами.
— Не знаю, — сказал он. — Сложно сказать. Но… готов поспорить, что вешали их по приказу Тифрида.
— Что?!
Я не поверила. В первую очередь, не поверила, что слышу именно это. Кого?
— Тифрида, из Золотых Садов, — повторил Унар, в его голосе едва различимая злая усмешка, но больше настоящей злости, без смеха.
Нет!
— Как вы смеете!
Это не правда! Первое, что поднялось во мне в ответ — возмущение. Неправда! Я знаю, это они сговорились с Сигвалем! Унар с Сигвалем, чтобы рассказывать мне такое. Специально, чтобы я испугалась. Чтобы я начала думать об Эдриане плохо. Это специально!
Унар повернулся ко мне.
— Смею, — спокойно сказал он. — Знаете, милорд, вот это как раз тот случай, когда мне искренне плевать, верите вы или нет. Я просто говорю то, что думаю. А слушать или вешать за дерзость — решайте сами.