Делиться планами оказалось неожиданно легко и как-то радостно. Наверное, это атмосфера ночи располагала не только к смятению, но и к душевным разговорам.
— Совсем не смешно, — серьёзно отозвался Феликс. — Я даже не сомневаюсь, что если ты действительно захочешь, у тебя всё получится. Знаешь, мне нечасто доводилось встречать настолько упорных людей. Если твой характер повернуть в мирное русло, многого добьёшься.
Инга не стала скрывать улыбку. Услышать сейчас одобрение оказалось важно, хотя она сама не могла бы объяснить, почему.
Феликс ненавязчиво протянул руку по направлению к ней, положил ладонью вверх строго между ними, по-прежнему не посягая на её территорию. Подчинившись настроению момента, Инга приняла приглашение, вложила в протянутую ладонь свою. И сразу же ощутила осторожное, почти невесомое поглаживание по тыльной стороне кисти.
— Чувствую себя школьником, — по голосу было слышно, что он улыбается. — Помню, в десятом классе перед выпускным пошли всем классом в поход. Костёр, песни, портвейн исподтишка. Ночевали в палатках. Разумеется, всё в рамках, мальчики отдельно, девочки отдельно. Я тогда был влюблён. Она тоже… Когда все улеглись спать, мы сбежали к реке и до самого утра лежали на берегу, подстелив куртки. Смотрели на небо и просто болтали обо всём на свете. Потом всё-таки заснули и не успели вернуться вовремя, нас искали. Я тогда получил нехилую головомойку от классной руководительницы. Она вообще меня не очень жаловала — я, знаешь, уже в школе не был образцом законопослушного гражданина. А классная вдобавок себе придумала, что я и с хорошей девочкой связался, только чтобы её отец отмазывал меня от неприятностей. На самом деле тот был мелкой сошкой в ОБЭПе и к вопросам подростковой преступности не имел ни малейшего отношения, но когда людей интересуют такие нюансы?..
Он замолчал, и Инга, подождав пару минут, сама не выдержала.
— А дальше что было?
Ещё никогда она не воспринимала Ветрова настолько человеком. Не условной фигурой врага или вынужденного союзника, а просто человеком. Со своей историей, своей жизнью и своими причинами на всё, что он делает. И всё остальное сейчас не имело определяющего значения. Его положение, образ жизни, сомнительные поступки — в этот миг всё казалось какой-то нелепой бутафорией, условностью, имеющей лишь отдалённое отношение к нему настоящему.
И в голове даже не возникло мысли, правильно ли это и с чего её вообще уносит в какие-то непонятные дебри? Не лучше ли по обыкновению себя одёрнуть и вспомнить о том, что разговоры по душам не входят в рамки начатой игры?