Благоразумно оставив реплику без ответа, Инга набрала нужный номер.
Договориться с деканом оказалось куда сложнее, чем с родной матерью. Тому явно не понравилось её стремление решить все вопросы по телефону, и на каждое вполне логичное, по мнению Инги, объяснение, находились новые возражения и расспросы.
Конечно, она ведь никогда не нарушала правил, даже лекций ни разу не пропускала. И теперь вдруг — отпустите-ка погулять на полгодика, и заявление примите без личного присутствия.
Да, смерть отца, депрессия и рекомендации врача могли считаться достойными причинами. И, наверное, посчитались бы, если бы она минувшие две недели не продолжала посещать занятия, отпросившись только на день похорон. Инга делала это скорее по инерции, мало во что вникая и почти не замечая ничего вокруг. И всё же формального прилежания было достаточно, чтобы её теперешнее решение выглядело странным.
Сначала Инга даже воодушевилась, понадеявшись, что декан сможет заподозрить в её поведении что-то по-настоящему неладное, а не спишет его на простые капризы. Однако рядом с Ветровым, который напряжённо прислушивался к разговору, невозможно было намекнуть на то, что она говорит не по своей воле и нуждается в помощи. Декан всё больше раздражался, но даже не думал беспокоиться.
Наконец, когда уже донельзя вымотанная этим разговором Инга уверила, что к заявлению приложит справку от врача, которая подтвердит её острую потребность в срочном санаторно-курортном лечении, декан сдался. Не преминув напомнить, что она ещё до зимней сессии должна была участвовать в нескольких конференциях, и теперь ужасно всех подводит.
Единственным утешением Инге послужило нахмуренное лицо Ветрова. Похоже, для него добывание справки было заметной лишней проблемой, и он был совсем не рад, что пришлось вмешаться и подсказать узнице этот выход.
Воспользовавшись тем, что Ветров погрузился в размышления и не отобрал у неё сразу телефон, Инга снова просмотрела список пропущенных. Ничего интересного и внушающего надежду. Пару звонков от одногруппников, несколько эсэмэсок, суть которых сводилась к просьбам захватить на занятия тот или иной конспект и на которые вполне успешно ответил Ветров.
— Вы в молодости не подрабатывали секретарём? — стараясь, чтобы в голос не проскользнуло ни капли иронии, но всё же не сумев совсем промолчать, поинтересовалась Инга, изучая переписку. — Хорошо получается.
— А ты, я смотрю, учишься за всю группу? — отозвался тот. — По-другому не получается налаживать отношения?
Инга вздрогнула. Он снова попал в точку. У неё не получалось просто с кем-то дружить. Наверное, срабатывало вынесенное из семьи убеждение, что любую привязанность надо заслужить. Поэтому Инга всегда, начиная со школы, оказывала знакомым мелкие услуги — давала списать, решала соседний вариант задач на контрольных, помогала с рефератами. По мере её безотказности просьбы становились всё более крупными, и в какой-то момент Инга осознавала, что её просто используют. Это её не устраивало, и она сама разрывала отношения. Но при зарождении новой дружбы всё равно не могла избежать прежнего сценария.