Прихватила мусор и вышла из квартиры. По дороге смотрю, сколько денег на моих счетах. Покупку вещей, пожалуй, осилю. Вот завтра же и куплю, и Герман никогда не узнает, что я все же пользовалась его подарками.
Та, от которой зависела моя судьба, неторопливо зашуршала бумажками. Я и так все результаты последних анализов могу наизусть рассказать. К чему тянуть время? Наконец, она отложила папку на кровать рядышком.
— Гриша! — теперь я просто не знаю, что делать. Как, вообще, быть? Ну как так можно, мы все же не чужие люди! Когда-то даже казалось, что мы семья. — Гриша, ну как так? У меня же одежды вообще нет… Что мне делать теперь?
Сонька уснула в машине, я аккуратно положила её в кроватку. Огляделась и ахнула — мой дом был похож на филиал детского магазина. Куча приспособлений, механизмов, которые должны облегчить уход за ребёнком, но были мне не по карману. Многие пакеты с логотипами именитых магазинов так и стоят на полу даже не распакованные. Если бы купила все это сама, я, пожалуй, была бы счастлива — пусть крохоборство, но мания покупать для ребёнка все самое лучшее и красивое была во мне сильна, а сейчас мне было горько и обидно. Я словно видела, какой была бы жизнь моей Соньки, если бы она родилась в полной, успешной семье. Без всего этого… выживания.
— Тёплые. Они у тебя в коробках в гараже. Помнишь? Там коробок много, но они подписаны. Так и написано — тёплые вещи.
Идти в тапочках в октябре, откровенно говоря, некомфортно. Это я поняла, отшагав уже метров пятьдесят. Мало того, что ноги мерзнут, так ещё и прохожие оборачиваются, а я ведь ещё территорию больницы не покинула. Я прекрасно понимала, что совершаю глупость, но остановиться не могла. Хотя так легко сдаться — просто сесть в машину, блестящую, теплую, которая черепашьим шагом ползет рядом. Но глупое упрямство гонит вперёд, и не совладать с ним, даже если уступить хочется — я слишком привыкла все делать сама. И одна лишь возможность того, что кто-то может решать мои проблемы, пугает. А вдруг я привыкну? Расслаблюсь. А Герман получит своё наследство и свалит в туманную миллионерскую даль. А я останусь тут, на донышке, и все мои проблемы со мной.
Я подхватила сумку. Мне наконец отперли двери отделения, вниз по лестнице я скатилась почти кубарем. У Германа на руках Сонька. Она и правда, как будто выросла. Хватаю её на руки, смеюсь, дышу ею, целую холодные щечки. Она морщится недовольно, но так знакомо. Скорее домой, моя дочка, никому не отдам! Горьким сожалением отдаётся мысль, что больше я её кормить не смогу, но я гоню её прочь. Главное, мы здоровы и рядом. Многим вообще не удаётся кормить грудью, а я смогла больше трёх месяцев! Я – счастливица.