А Наташа только говорила:
А военком пропел про пуговицы, потом сел, утер пот с красного и узкого, как прорезь в танке, лба и сказал мне:
Я почти упал в обморок от страха.
Шайбу, шайбу
Стасик сказал, что, к примеру, поэт Андрей Вознесенский – богатый. Потому что Вознесенский не пишет что попало, пишет не в стол, а в струю. Например, он написал «Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду». Стасик так и сказал:
- Не пойду в мужской! – зашептал женский голос. – Я стесняюсь.
Но в нашей школе Саня Айзберг навсегда остался легендой. Так бывает – героя могут отовсюду исключить и выгнать, но он все равно остается там, откуда его исключили - остается легендой. Саша Айзберг был первый и последний первоклассник в истории школы, который драчил на глазах самых красивых девочек и директора, к тому же, драчил по приказу директора, и лучших девочек привели ему тоже по приказу директора. Конечно, Саня был герой. Как героя, его украшает и возвышает то, что он об этом не знал. Герой часто не знает, что он герой.
Потом я вернулся домой, совершенно обессиленный. Не было сил даже у моих Иерофантов. Даже Волчок часто дышал, а Велогонщик перестал бешено вращаться. Гнев покинул меня.
Вознесенский нам это не простит. И я тоже.
Так вот, в детстве я смотрел на салют и тоже кричал «ура», потому что все вокруг так кричали. Это тоже очень характерный момент – чувство радости или паники легко передается при контакте, если кто-то рядом кричит «ура» от радости, ты тоже кричишь, потому что глупо молчать, когда все кричат, и если все бегут в атаку, ты тоже бежишь, не потому, что ты такой герой, а потому что не бежать - стыдно перед пацанами. Автор находит это важной геройской мазой. Сильное геройское чувство заразно.
- А давайте хоть посмотрим, что там?
Туб, бап, бап, туби бип пуп,
Я взял, помыл и переодел его. Когда я мыл его, я обнаружил, что он горячий, как утюг. У него был жар. Я не знал, что делать.
- Не обслуживаю, потому что не вижу смысла. Будете мешать - лишу читательского билета. Говорите шепотом, вы не в овощном, вы в храме. А этот мальчик, он… может быть, будущий Маркс!
Это было такое здание, из которого людей отправляли по этапу мотать два года по малолетке. Когда я пришел туда, и зашел в кабинет военкома – это был главный отправитель по этапу – я обомлел. Передо мной был Вепрь. Его морда, его мармон, его бас. Я спросил:
Затем перед нами выросла следующая задача – нужно было где-то разместить все эти баулы. Мы долго с мамой думали над этим, и в конце концов, все вещи, которые когда-либо принадлежали нам с мамой, были размещены в одной прикроватной тумбочке. Все остальные шкафы, антресоли, кладовки и коробки были полностью забиты вещами Зямы. Ими же был туго набит балкон. Оставшиеся вещи были плотно затолкнуты под кровати, положены на шкафы сверху, и все равно еще оставались два больших тюка.