– Но милорд?! – Возмутился Мираэль. – Я должен драться за нее! Вызов принят! Этот червь надругался над ней, я уверен! Его надо показать!
Закашлял грузно. Не выдерживаю больше. Просто не могу слышать, видеть и чувствовать его агонии. Хватаю второе обмякшее крыло и рву. Идет легко, словно у бабочки обычной отрываю. И будто часть души своей отрываю. От пронзительного крика каждая частичка моего тела приходит к некой грани перерождения.
– Что–то изменилось? – Продолжает эльфийка мило беседовать с Иридиром, не обращая внимания на возню. Бревно уже пошатнулось, только я на нем. Эльфы стали уводить мужиков, молодого волоком тащат, тот причитает, не унимается. Да что они такого сделали?!
– Что скажете? – Спрашивает вторая шаманка, тоже женщиной оказалась.
Опешила я, но быстро сориентировалась, увернувшись от очередной атаки. Сняла с плеча дрожащее уцепившееся от безысходности и страха создание, последнюю уцелевшую фею. В ладошках прячу от эльфийки. Та ладоши расставила в готовности прихлопнуть, если выпущу.
Силуэт обретает объем, словно в стакан прозрачный наливается окрашенная вода. Обнаженная девушка в полупрозрачной вуали улыбается открытой улыбкой. Красивая, я бы сказала, идеальная во всех эстетических смыслах. Кудри золотые навивают воспоминаний и тоски… А ванну из пыльцы она принимает повседневно. Глаза большие, граничат с эльфийскими, а по красоте не уступают. Кукла круглолицая, дева невинная.
Пальмира смотрит на меня большими глазами на фоне впалых щек. А я на нее, веки нижние тяжелеют от наливающегося озера слез. Глядишь, и переливаться начнет. Разреветься бы, да кто его знает, может подождать еще. Мало ли, выкинет дифирамбы и эта древняя психически неустойчивая особо.
– Не надо травки! – Взвизгнула маркиза, вилка из руки вывалилась, на стол брякнулась и упала на пол со звоном.
Двинулась элита вражеская армия на правом фланге, раздуваясь, как морской еж! Доспехи золотом поблескивают и красными орнаментами. Конница бронированная вперемешку с пехотой. Тысяч десять воинов. Идут ровно, не спешат. Мощь, от которой жутко становится… Расступаются ряды моей пехоты, давая обзор для пушек! Тридцать штук я тут поставила. Кучу телег вокруг и воины специально обученные хлопочут.
Спотыкаюсь и падаю. Ахает народ. Звон струны оборванной. И вижу я лицо Юджина. Руки его дрожат, но держат меня. Смотрит так необычно тепло и светло. Другой он. А то все – не он был, медальон его разум отравил… Хватаю за предплечье, любишь же. Выжил, ушел, бросил все. Осознал ошибки свои. И вот ты со мной. Из последних сил ты тут, готовый быть дальше и рядом, до конца. До смерти. Рука касается его руки. Чувствую силу и возрождение твое, сэр Юджин. Простила, простила. Отпусти, как же сложно удержаться от объятий. Что со мной?! Отпусти… писк жалобный. Люди ж смотрят. Мы ведь делаем что–то не так. Касание. Искорка и надежда… не хочу, чтобы это была моя надежда. Закрываю глаза, я такая сейчас слабая.