Надежда повесила полотенце, вытягиваясь и выгибая спину, чтоб халатик потуже обтянул лопатки и бедра. Снова повернулась, что-то решая в голове и осматривая Андрея оценивающим взглядом.
Задремывая, вдруг вспомнил. Он же мне снился! Остров, в который превратилась случайная клякса. Неужто, это именно тот, выдуманный в детстве остров, который маленький Андрейка высматривал с берега, мудро оставляя дома отцовский бинокль? Понимал, хоть и совсем пацан, что линзы покажут ему пустой горизонт, с облаком, присевшим над группой затопленных скал, или над мелью, как говорили в Рыбацком — над меляком. И никакого острова.
— Всего неделечка и осталась вам, ученые наши. Улетите, останутся мне да Машке одни тока мариманы. Жалко как, без вас ску-у-чно будет.
Его немного коробило, от слов. Младенец. Не сын или дочка. Заведем. Будто собачку какую. Но и жену оправдывал тоже, ведь знал, еще когда встречались, решительная, целеустремленная, спортивная. Такое впечатление, что она и есть Танька Маличко, только добившаяся исполнения всех своих планов. Ирина закончила спортшколу, стала кандидатом в мастера спорта по гимнастике, но в большой спорт не пошла. Сказала о гимнастическом прошлом: девчонки там к двадцати годам уже все калеки и пенсионерки, а я хочу нормальную полноценную жизнь. Так что, в Южноморске она работала физруком в средней школе, потом, когда жили в Рыбацком, трижды в неделю ездила в Багрово, вела секцию в тамошней спортивной школе.
— В институт физкультуры поеду. Чемпионкой быть не хочу, а вот тренером где в спортшколе — это класс будет. Так что мне все эти танцы-манцы сейчас не нужны, вдруг залечу, придется рожать или аборт. Испорчу здоровье. А в спорте здоровье знаешь, как нужно? Вот смотри, у меня уже бицухи какие!
Неллет снились чужие сны. Вернее, человек, чьи сны приходили смешиваться с ее снами, не мог быть совершенно чужим. Или встреча с ним была совершена заранее, и связь уже возникла, или же, рассматривая обрывки, часто непонятные, принцесса знала — встреча с владельцем снов впереди, но обязательно будет. Почему так, Неллет не думала, материя снов не принимала излишне трезвого холодного изучения, пристального обдумывания. От них тогда ничего не оставалось, кроме неясной томительной дымки. Дымка мерцала в воспоминаниях Неллет, значит, когда-то давно, может быть, на заре существования Башни, она пыталась общаться с миром снов по-другому. Или кто-то вокруг нее пытался классифицировать сны Неллет, раскладывая их по отсекам сознания и втолковывая ей сведения о навешанных ярлыках. Сейчас уже неважно, сама она совершала попытки, или слушала отчеты о попытках других (скорее всего советников, ученые Башни занимались обыденными научными проблемами, связанными с погодой, выращиванием еды и созданием нужной техники), потому что проваленные попытки — тот самый важный, хоть и негативный опыт. К чему множить догадки и сущности, если вне всяких догадок есть жизнь Башни, и есть плавные, медленные, почти неизменные ритуалы заботы Неллет о своем народе. Почти неизменные, да. Изменения были, но их наличие входило в общий пульс жизни Башни.