— А бабу твою я продал, — осклабился Дей-шан, поворачиваясь и атакуя, — только перед тем, как продать, я ее имел на каждом привале… Она мои сапоги лизала, выпрашивала воду. И дерьмо бы жрала, да пожалел ее! Больно хороша была! А ты…
— Что мрачный сидишь, друг?
— А что, этот… Дей-шан не любит женщин?
— Я не привыкла к столь длительным пешим переходам. Думала, будет проще. Но эта жара меня убивает. Голова болит.
— Слушай, продай, а?
— Не знаю. Но думаю, не очень долго. Несколько дней.
— Мы будем здесь сидеть, в то время как моя девочка…
Удостоверившись, что его правильно поняли, Уннар вышел, вдохнул пропитанного миазмами воздуха, и стал спокойно ждать. Вскоре появился и Дей-шан. Он был немного пьян, вокруг озирался с презрением. Правда, стоило ему увидеть Уннара, гонору поубавилось — вздрогнув всем телом, он сотворил оберегающий знак и попятился обратно, под защиту ночлежки. Уннар рывком стащил его с крыльца и пнул в сторону темного переулка, где должна была поджидать Лисса.
— Почему у нас нет всего того, что есть у визаров? Почему у нас нет таких знаний и таких вещей?
Парень накрыл широкой ладонью монету.
Первым, подобострастно кланяясь, внутрь шмыгнул Гнер. Уннар даже представить себе не мог, чтобы парень такого крепкого сложения — и шмыгнул как кошка. За ним, тяжело сопя и топая, вошли еще трое — в богатых шелковых туниках и шароварах, вооруженные до зубов. Они сразу заполнили собой все пространство комнаты, свободным оставался лишь уголок, где стояла Лисса. Дверь за собой закрыли, и некоторое время обе стороны молчали, приглядываясь друг к другу. Наконец хозяин «Черепа» заговорил:
— Тебе нравится? — прошелестела она спустя некоторое время, — ты любишь пугать женщин, а я — умею пугать мужчин. В этом мы просто идеально подходим друг другу, не находишь?
Не говоря ни слова, Лисса содрала с себя покрывало, затем плотный, облегающий тело как вторая кожа, комбинезон, и без сил распласталась на кровати.
— Заведение еще то, — наконец отозвалась она, — лучше ничего не придумал?
— Ты заблуждаешься, Уннар, — как-то очень печально сказала Лисса, — то, что она будет спать с разными мужчинами, меня вообще мало волнует. Одним больше, одним меньше, какая разница. Лишь бы ее не били. Не мучили.
В воротах их остановили, дабы струсить положенную пошлину. Уннар кинул в запаянный, с прорезью, оловянный бочонок мелкую серебряную монету — за себя и за наложницу — и они двинулись дальше, стараясь держаться подальше от лошадей. Лисса осторожно взяла его за руку, он так же осторожно сжал тонкие прохладные пальцы. Дальше, за стеной, начинался человеческий муравейник.