Влад усмехнулся:
Сняла платье и встала под душ. Вместе с водой постепенно уходили и мои тревоги. Если бы только это состояние спокойствия можно было сохранить.
Я остановилась, повернулась к нему и развела руки в стороны:
Влад скрестил руки на груди и сказал:
— Смотрю, тебе даже не надо говорить, чтобы ты чувствовала себя как дома. Уже полюбила мою одежду?
— Хочешь окончательно замерзнуть? Уже глубокая ночь, а мы благодаря тебе насквозь пропитались алкоголем. Либо заходишь в дом, либо я закрываю за собой дверь, и будешь ждать тут до утра. Машины почти не ездят в этих местах, телефона у тебя нет, денег тоже. Выбирай.
— Мне надоело постоянно контролировать тебя и проверять твое местонахождение. Пока не поумнеешь, будешь жить тут.
— Ада? Ада, ты меня слышишь?
— Не это ищешь?
Спустилась вниз и подняла пиджак с пола. Проверила карманы, но телефона там не оказалось. Осмотрелась по сторонам и выругалась. Черт возьми, он может быть где угодно. В этом огромном доме слишком много места. Здесь точно есть все шансы умереть от одиночества, потому что стены давили и буквально рвали душу на куски.
— Голову то хоть не сильно задела?
— Ты правда думаешь, будто я лягу с тобой в одну постель?
— Ты вечно любила париться из-за пустяков. Ну хоть что-то не меняется.
В нашей жизни было слишком много «если бы». Если бы Влад тогда не ушел, если бы я не продалась за деньги, если бы мама не заболела, если бы он только знал, насколько мне больно видеть его таким. Боль — все, что у меня осталось. Даже воспоминания приносят лишь боль, потому что я понимаю — подобное никогда не повторится.
— Куда ты опять собралась?
— Просишь? Больше похоже на приказ.
— Ты кто вообще такой, скажи мне?! Какого хера я должна идти за тобой и жить под одной крышей?
В последний раз я видела его телефон в машине, но Влад бы точно взял его с собой. Ну не в душ же он с ним пошел?
— Как это заботливо с твоей стороны.
Он специально вынуждал людей себя ненавидеть. Видимо, это единственная эмоция, которая реальна для его безумного мира, полного крови и смерти. Когда кто-то пытался дать сдачи, Дэвид опускал его на самое дно и милостиво протягивал свою ладонь, предлагая на коленях слезно молить о прощении, целовать его ботинки, окрашенные чужой кровью, и валяться в грязи.
— Не хочу. Мне и тут хорошо.
Я до сих пор помнила невыносимую боль в кистях, связанных за спиной.
— Пересаживайся вперед. Быстро.
— Осторожно, такими темпами скоро можешь перейти к комплиментам.
Я вздрогнула, почувствовав его ладонь на плече. Обычно, если вдруг на меня нападали панические атаки, я просто уходила куда-нибудь, где меня никто не увидит, и переживала этот момент в одиночестве. Мне нельзя показывать свое разбитое состояние. Тогда он начнет донимать вопросами и может совершить очередную ошибку. Хватит уже. Чашка давно разбилась, обратно ее ничем не склеить.