— Глупая, я люблю кошек, — рассмеялась я. — Сравнение с ними нравится мне гораздо больше.
Да, он мог бы выбрать меньшее из двух зол и отдать меня Выжигателям, которые бы усмирили мой дар, запечатали его — но что потом? Общество жестоко порицает семьи заклейменных, а церковь пристально за ними следит: а вдруг это именно родители — последователи Сатаны, вдруг именно они виноваты в том, что у их детей порченная кровь?
— К сожалению, да. Но это не дает право людям винить невиновных. Маги — как псы, уж прости за сравнение. Есть дикие, озлобленные, агрессивные — те самые порченные, о которых постоянно говорят. А есть милые дворняжки…
Для истово верующей матери это стало бы ударом. А для отца… я больше не была его маленькой девочкой. Для него отныне я стала монстром, которого приходилось скрывать ото всех.
— Значит, он не хочет меня выпускать, — тихо произнесла я. — Думает, что я одержима Сатаной. Не хочет… чтобы кто-то узнал об этом.
— Может даже думает, что так будет лучше для тебя, — со вздохом сказала Лили-Белла. — Многие люди боятся, что маги — одержимые — могут не совладать со своим даром и причинить вред другим.
Я решила просто подождать. Время, так или иначе, расставит все на свои места.
Я была поражена не меньше Лили-Беллы. Папа хотел, чтобы я спряталась, зачем тогда сказал остальным меня искать? Хотел ввести их в заблуждение, а потом сказать, что я нашлась — после того, как Выжигатели покинут город? Но тогда мне придется врать, глядя в глаза тем, кто меня искал, а мне бы очень этого не хотелось.
Месяц спустя энтузиазм горожан поутих — они наверняка решили, что им уже никогда меня не найти — живой. А я… я поняла, что папа не собирается выпускать меня отсюда. За все время, что я Лили-Белла поглядывала за отцом, она ни разу не видела, чтобы он разговаривал с людьми, похожими на Выжигателей. На мои крики он не реагировал, делая вид, что меня и не существует вовсе.
— Я спала всего час, — недовольно сказала я.
— Господи, я чуть с ума не сошла! Ты почему не просыпалась?
Лили-Белла кивнула.
— И такое правда бывало?
Был еще один случай, окончательно убедивший меня в том, что я — не беглянка, а пленница. В очередной раз открывая подъемник, я увидела фисташковое мороженое в хрустальной вазочке — помимо обычного уже обеда из супа в глубокой тарелке, гренок и нескольких ломтиков сыра. Разумеется, мороженое я съела подчистую, даже, стыдливо оглядевшись по сторонам, вылизала креманку. К обеду почти не притронулась — желудок был полон вкусной прохладой.
Повзрослев, я часто думала о том, что произошло. Поняла, что ошибалась — ненавидеть меня отец начал гораздо раньше. Когда я стала проявлять свои способности. Каждый раз, говоря о том, что вижу «странных серых людей», мертвых, порой искалеченных и обезображенных людей, я словно забивала гвоздь в крышку гроба. Наша семья рушилась по кирпичику каждый раз, когда я, наивная, делилась с родителями своими страхами. А уход матери стал последней каплей для отца…