Мне было всего пятнадцать, и я безумно хотела жить. Все эти два года я мечтала вырваться на свободу и еще не готова была променять цветной мир на серый. И я дала свое согласие. Десять лет. У меня будет целых десять лет. А там… Я придумаю, как не позволить баньши завладеть моим телом.
Как скоро обнаружат тело отца? Когда в последний раз у нас вообще бывали гости? Отец уволился, искать его не станут, матери до него нет дела.
— Я даю тебе десять лет полной свободы. А затем вернусь за своей платой. И тогда ты станешь моим сосудом — не навсегда, нет. Изредка я буду смотреть на мир твоими глазами, стану слышать и видеть то, что слышишь и видишь ты.
— Я всегда там, где смерть — или близость смерти. Бедная дитя… жаль, что я не знала твоей истории раньше… я бы уже давно помогла тебе выбраться из этого замкнутого круга.
— Я уж точно не пойду. У меня есть дела поважнее.
Но я не знала, что мертвых обмануть невозможно.
— Знание дает власть. К тому же, ты и сама, наверное, знаешь, как тоскливо бывает в этом мире серости и обезличенности, как хочется ярких красок мира живых.
— Как это ужасно, — вдруг произнес кто-то рядом со мной. Я обернулась и ахнула. Черные волосы, красивое лицо, словно сошедшее с телеэкрана.
Я задохнулась от волнения.
Отец все-таки сделал это. Он перестал меня кормить. Он предпочел медленно убить ту, которая — как он считал, убивала его, насылая непрекращающуюся головную боль.
Настала пора расплаты.
— Говорю тебе, я точно чей-то крик слышал! Жуткий такой, аж мороз по коже.
— Да! Да, хочу!
А рядом с ним стояла… Лили-Белла. Он никак не мог видеть ее — потому что в его мире ее уже не существовало. Но непременно чувствовал, потому что держался рукой за сердце. Лицо стало мертвенно-бледным, глаза выпучились.
Один из мужчин — худой, темноволосый, остановился так резко, будто налетел на невидимую стену.
В тот памятный и страшный день, когда моя жизнь и моя вера в людей раскололись на тысячи мелких осколков, я сказала Лили-Белле, что отправляюсь к Роберу. Это означало, что я пробуду там не меньше нескольких часов — наши разговоры всегда затягивались. Робер был мастером рассказывать увлекательные истории из жизни людей сумрака, а я была благодарной слушательницей.
— Ты, — прошептала я, пораженная догадкой. — Это ты мучила отца все это время. Вот откуда головные боли! Ты стала падальщицей, верно?
Я боялась, что рано или поздно настанет тот день, когда мне придется отдать долг, и я боялась последствий сделки с баньши. К тому же… после предательства Лили-Беллы мне совсем не хотелось возвращаться на Ту Сторону. Я выжгла свои способности к магии, и на месте застарелого шрама от сигареты матери появилась метка Выжигателей. Я закрыла себе вход в серый Сумрачный мир.