— Будь готов действовать, — приказал он фотографу, к которому его и отправил Иван с той запиской, а сам шагнул из подворотни и, надвинув пониже на глаза фуражку, быстрыми шагами двинулся вслед за дичью.
Миша понимающе покачал головой — у него у самого еще слишком свежи были воспоминания о больничном бытии.
Александра и Миша покинули гостеприимный дом Николая Орлова в самом конце января. Сам он плохо переносил холод и поэтому провожать гостей не поехал, но долго махал им вслед с заснеженного крыльца своего уютного дома.
— Договорились.
Радость, было мелькнувшая во взгляде Чемесова, угасла, сменившись неуверенностью.
— Какие новости? — спросил Миша Румянцев, внимательно всматриваясь в лицо сестры, которая только что дочитала и отложила последнее письмо.
К счастью, она была плотно притворена, и это успокоило его.
— Это самое малое, что я могла сделать. Кстати, Николай Станиславович передал вам рукопись своей книги. Для прочтения, критики и внесения поправок, как он сказал. Только я забыла ее взять сюда… То есть, честно говоря, я вообще думала, что вы уже дома.
Самое ужасное, что она даже не могла просить его переехать куда-нибудь. Ведь это был дом Николая Станиславовича, а Игорь Викентьевич был его ближайшим родственником и, значит, имел даже больше прав жить в нем, чем она сама… Забрать Мишу, нянюшку и перебраться куда-то самим? Но куда? Они могли позволить себе лишь самую скромную квартирку. И ведь ее тоже еще нужно найти…
— Сегодня…
— Так ты, значит, украл шапку, Петр Степанович? — трясясь всем телом от сдерживаемого смеха, спрашивал Иван.
— А вот мы сейчас еще клистирчик на сон грядущий, — пропел фальшиво-ласковым голосом оскорбленный эскулап. — Или сначала прикажете судно подать?
— Мы что-нибудь придумаем, обязательно придумаем… — графиня порывисто шагнула к брату и обняла его. — Но сначала нужно действительно вернуться домой.
Орлов смутился.
Человек, столь сильно интересовавший его, тем временем неторопливо удалялся по улице. Они охотились на него уже почти неделю — и все безрезультатно. Наверно, только полнейшее отчаяние начинающего сыщика, у которого никак не шло его первое самостоятельное дело, могло толкнуть благовоспитанного и даже стеснительного юношу на то, что он выкинул в следующее мгновение.
— Я научу вас понимать страсть, не бояться ее, наоборот, ждать ее прихода, звать его. Вы созданы для любви, Сашенька, и не ваша вина, что Василий получал больше удовольствия причиняя вам боль, чем даря ласку…
— Не хуже, чем все будущие мамочки на ее сроке.
— Получше, получше, — бодро откликнулся Юрий Николаевич, ведя Александру какими-то длинными коридорами.