– Да, и знаешь, не могу точно сказать, зачем я это сделал. Должно быть, последней каплей была картина в моей спальне. Нужно было просто ее выбросить.
Она прижала коробку груди и снова тихонечко заскулила, по щекам поползли горячие капли. Девушка сжимала неодушевленный предмет так сильно, словно он был частью дарителя.
– Не заставляй меня давать подобных обещаний.
– Ну, все. Теперь уходи. Я не люблю долгих прощаний и красных глаз.
Кристина понимающе кивнула:
Кристина заглянула ему в глаза:
Герман улыбнулся, глядя в ее рассерженное лицо.
– Я же сказал, ты сделала что могла! Что тебе здесь нужно?!
– Да, но откуда вы знаете это?
– Хоть вы скажите, что здесь случилось? Алекс ничего мне толком не рассказал.
«Я была ему дороже всех! И так ответить… Конечно, я растерялась, но все равно поступила очень жестоко».
Кристина проснулась очень рано и с трудом досидела до восьми утра. Она ходила по дому с мобильным, силясь найти себе занятие, чтобы протянуть время и не звонить спозаранку. Ровно в восемь ее терпение иссякло, и она набрала номер:
– Это лишнее. Все уже сказано и решено.
– Ладно. Я признаю, что это было глупо. И я обещаю тебе, что больше никогда не стану делать с собой ничего подобного.
Кристина, словно метеор, носилась по дому, скидывая в сумочку все необходимое. Ключи, паспорт, кошелек, телефон. Совсем скоро отходил автобус до ближайшего крупного города, оттуда также на автобусе можно часа за четыре добраться до Питера. Только бы хватило денег. Она прихватила все свои карманные. Бездумно сунула в сумку сверток с подарочным изданием Булгакова.
Обессиленная, с коробкой в обнимку, она легла на кровать. Слезы сначала продолжали течь, затем иссякли, но Кристина беспокойно всхлипывала, пока не заснула.
Но как? Этот вопрос казался неразрешимым. В какой больнице искать? Похоже, придется просто обзванивать все, спрашивая, не поступал ли к ним Герман Мареш, двадцать два года.
– Как? Где?
Послышались шаги, и дверь открылась. На пороге стоял незнакомый мужчина лет сорока в строгом костюме.
В глазах девушки заблестели слезы. Она тихонько проскулила, сдерживаясь из последних сил, чтобы не расплакаться:
– Почему? – ужасная догадка уже копошилась в голове и тянула свои холодные лапки, желая сжать ее сердце.
Она даже ничего ему не подарила на прощанье, хотя подарок приготовила. Да что там, они даже не попрощались.
– Алекс, я… я… – от испуга и неожиданности она с трудом подбирала слова для объяснения. – Ничего я не делала. Я ничего такого не хотела, понимаешь?
– Этот трудяга чуть не прибил меня в коридоре, когда я шла сюда.