— Прекрати…
— Остаться подле королевы, — ответил архиепископ. — Через два года эта богохульная женщина посмеет опозорить корону, наделив властью карлика из империи. Нам не довелось узнать о нем, но это позорит не только корону, но и религию. Это маленькое существо не молится, не приносит дары, не желает с нами встречаться. Если ему удастся получить на корону, община истинной веры отобьется от короны, чтобы начать священный поход.
Алекса похлопала ресницами, прижимаясь к теплой груди.
— Ты позволяешь?
— Нам жаль, — вздохнул архиепископ, — но мы не можем действовать. Мы тебе верим, герцогиня Масур, поэтому просим помощи. Придется достать доказательство, дабы предотвратить сие богохульство. Принеси их нам, и мы сможем действовать. Ни одна королева не посмеет идти против священного писания.
— Мы видим, как ты любишь и страдаешь, — заметил архиепископ, — можешь пожелать остаться, тогда муж прямо сейчас исполнит свой долг. Но помни, это решение ты не сможешь изменить. Если возляжешь с мужем, нам больше не позволят вмешаться.
— У нас язык не поворачивается назвать этого человека мужчиной, поэтому мы скажем: муж имеет на это право, а вот герцог Карл Масур потерял его вместе со своей честью. Он должен понести наказания, а решать это тебе. Мы не можем тебя напутствовать.
— Найдешь себе более достойного мужа, который не станет тебя опекать.
— Я лучше поклянусь своей жизнью, если тебе будет угодно.
***
Волосы напитались ароматом благовоний, а муж еще не подготовился. Алекса решила еще раз принять ванну, чтобы не опозорится этой брачной ночью. Пришлось прождать три года, а когда время пришло, сердце сильно заколотилось. Графиня Жасмина Холл прошла вместе с падчерицей в спальню, помогла ей набрать воды и принять ванну.
— Нечего больше не хочу…. Мне надоела эта ложь.
— Каждая женщина это испытала, — ответила Жасмин, нежно намывая светлые волосы падчерицы.
— Графиня, у вас ведь это было впервые? — взволнованно спросила Алекса, облокотившись головой, на спинку ванны.
— Не знаю, герцогиня, — с улыбкой ответила Жасмин.
Алекса посмотрела на мужа, вспоминая сцену любви сестрицы. Наслаждение сменилось разочарованием, когда герцог встал с кровати и направился к окну. В кубки полилось вино, которое казалось кровью. Там погасла свеча, поэтому даже муж выглядел очень грозно.
— Боишься, что я не смогу пролить кровь? — спросила она. — Эти люди меня использовали всю жизнь, у меня рука не дрогнет, если даже придется пристрелить собственного отца.
— Ты чего? — задумался муж. — Я говорил убивать, а не…