— Наверное, я просто слепа от своих чувств, — призналась Бруна.
— Неужели принц тебе нравится?! — удивилась я и всплеснула руками. Даже заулыбалась от изумления. Впрочем, остаться рядом с Бруной озлобленной и ядовитой было невозможно.
— Конечно, — ее глаза засверкали, как два бриллианта. — И мне, и моим сестрам. Каждая из нас хотела стигму получить, но повезло только мне: самой некрасивой. Я с ужасом думаю о том, как буду возвращаться домой. Хоть родители и дали нам хорошее воспитание, которое и полагается иметь девочкам в жреческих семьях, зависть не чужда им.
— Может быть, тебе не придется возвращаться?
— Лира, — Бруна снова улыбнулась, но ее глаза были печальны. — Давай смотреть на вещи объективно. Посмотри, сколько вокруг красавиц. Кто я на их фоне?
— Ты очень красивая, Бруна, — произнесла я честно. — Никогда не смотри на других, просто будь собой. Я уже знаю, за кого буду болеть на этом отборе, когда окажусь у экрана.
Скрип дверей оборвал наш разговор. Из освещенного зала, как молния, вылетела Микаэлла. От былой восторженности не осталось и следа: девушка будто не видела ничего вокруг. Пронеслась сквозь толпу, растолкав участниц, и едва не вылетела в коридор. Хельга вовремя ее поймала:
— Уходить до окончания аудиенции запрещено.
— Ах, — опомнилась Микаэлла и виновато потупилась. Она походила на увядший цветок: даже складки на ее платье обвисли. — Да, конечно. Я забыла. Простите меня.
— Ибреса Брунгильда Чоп, — раздался над головой голос шута. Он склонялся над нами, словно людоед над жертвой, и ухмылялся.
— Ну, — Бруна вскинула голову, — я пошла.
— Удачи тебе, — выдохнула я в ответ.
Бруна вернулась через пять минут: удивленная и задумчивая. Шут, карикатурно раскланявшись, передал ее лично мне; а сам забрал Роттильду, с особым смаком подчеркнув, что она — гранна. Руки Алексис ей, как и мне, не подал, но сразу пропустил вперед. Ступая за нею следом, он обмахивался ладонью, как на жаре. И лишь когда дверь за ними закрылась, погрузив холл в зловещий полумрак, я поняла, что Алексис тоже учуял неприятный запах.
— Не нравится мне Ротта, — Бруна покачала головой. — По головам пойдет, ни с кем не считаясь.
— Лусьена противнее, — заметила я.
— Лусьена — неплохая девушка, — возразила Бруна, по-прежнему глядя в одну точку.
— Только задирается. Это от неуверенности в себе. Мама говорит, что на таких не нужно обижаться. А вот Ротта в себе уверена.
Между нами натянулась неловкая тишина. Прозрачная, как хрусталь, и непрочная, будто паутина. Тишина, что знаменовала зарождение чего-то крепкого и надежного. И я очень боялась задеть ее и разрушить это еще не появившееся чудо.