— Я бы желала видеть ее победительницей! — снова заверещала Микаэлла нараспев. — Целеустремленная, выдержанная, достойная и такая умная!
— А вот она тебя — нет, — прогундосила ее собеседница. — Самовлюбленная она. И очень уж неприятная.
Хоть я и понимала, что речь не обо мне, последнее слово врезалось в уши, будто аккорд заезженной мелодии. Да так, что голова пошла кругом. Прислонившись к стене, я прикрыла глаза, а память послушно отмотала картинки назад. Я снова смотрела в альбом Бруны. Графию, где участницы сидят за столом… И неприятное, отталкивающее лицо одной из девушек, похожее на высушенную сливу или морщинистую косточку персика. Знакомое лицо. Где же я его видела раньше?!
Разгадка плавала близко и манила, будто рыба, бултыхающаяся у крючка. Но стоило лишь протянуть руку и попытаться схватить ее, она ускользала, и я снова проваливалась в пустоту. Летела в нее, падала в ее сердце и с каждой секундой удивлялась себе все больше. И почему эта мелочь так меня интересует? Ведь женщина с графии вполне могла жить в Тан-Комино, и, возможно, мы просто сталкивались на улицах города. Не исключено, что ее дом неподалеку от нашего, и я вижу ее каждый день. Ничего особенного, просто обычная женщина, в которую как-то раз плюнула шутница Филлагория. И попала.
Легкий ветерок коснулся плеч и погладил щеку. Кто-то стремительно пронесся мимо, обдав меня ароматом спелой дыни.
— Я хотела бы танцевальное испытание, — пропели вслед. И обращались, кажется, ко мне. — Я училась танцам у лучших преподавателей Эбберхорта!
— Этого еще не хватало, — услышала я сама себя. — Выплясывать перед визиоллами людям на потеху… Да я лучше показательно перечислю все промашки последнего свода законов! И пусть меня расстреляют на месте.
Открыла глаза. У самого окна переминалась с ноги на ногу девушка в эксцентричном алом платье. Ее кожу покрывали крупные и яркие пятна витилиго, и даже каштановая копна волос на одном виске серебрилась толстым седым пучком. Стигма горела под ключицей незнакомки: гордо, будто украшение.
— Я всегда мечтала стать актрисой, — со всей серьезностью заявила девушка, и ее карие глаза загорелись фанатично-безумным огоньком. — И прикладывала для этого максимум усилий.
— Ты шутишь? — фыркнула я. — И нравится тебе пыжиться, выжимая из других эмоции?
— Но купаться в народной любви — это же восхитительно, — возразила девушка и повернулась кругом. Подол ее алого платья распустился, будто маковый цветок.
— Если ты купаешься в народной любви, неизбежно захлебнешься и в ненависти, — заметила я. — А это не каждый может выдержать.