А сейчас я вдруг подумал, что возможно таким опухшим, с расползающейся по лицу синюшной гематомой, могу не понравиться Регине. И боялся увидеть ее реакцию.
— Давид? Что такое? Чего сидишь? Иди к себе, смой кровь и ложись спать. Я попрошу Ярослава, чтобы тебя завтра не беспокоили — отлежишься и полегчает. А девушка твоя (ничего она, кстати, мне понравилась), пусть поухаживает за тобой.
С трудом заставил себя подняться — Зое нужно было замкнуть кабинет, потому что в нем хранилось множество самых разных лекарств, доступ к которым был закрытым для всех, кроме нее и двоих ее помощников.
— Иди-иди, — проворчала она мне вслед. — Мне еще Пашкину работу проверить нужно…
Я не мог предположить, чего мне ждать от моей Гайки. Я по сути так мало ее знал. И, подходя к своей комнате, я не был уверен даже в том, что Регина находится там. Она вполне могла попросить Антона или Ярослава устроить ее в женской комнате, тем более, что находилась она отсюда неподалеку. И, открывая дверь, вовсе не ожидал, что она бросится мне на шею!
Молча, словно боясь, что я упаду, и собираясь поддержать, Регина метнулась с кровати ко мне, прижалась всем телом, обхватила за талию. А я стоял и боялся пошевелиться — таким нереальным, невозможным, казалось мне эта ее реакция.
— Регина, — говорить было больно, но радость, затопившая средце, действовала в разы лучше, чем Зоины обезболы. — Я же просил, никуда из комнаты не выходить. А если бы он… если бы убил?
— По мне некому плакать.
— Что? — я попытался отстранить ее, чтобы заглянуть в глаза, посмотреть, серьезно ли она говорит такое. — Это же не значит, что себя беречь не нужно.
— А ты? Ты почему себя не берег?
— По мне некому плакать, — ответил ее словами, уверенный в том, что они подходят и ко мне тоже.
— Я бы плакала…
Она просто не успела разглядеть…
— Правда? Вот утром при свете солнца посмотришь, каким я стал, и заплачешь от ужаса, — я пытался шутить, но чувствовал, что так и будет. Только она почему-то не продолжила эту, волнующую меня тему, а заговорила о другом.
— Я вот думаю, когда мы с тобой познакомились, ты же ранен был в голову? Так?
— Ну-у, меня просто сзади рукояткой пистолета жахнули.
— Всего пара недель прошла, а ты снова… Зачем голову вечно подставляешь?
— О-о, чего я только не "подставлял"! Весь в шрамах… Хочешь, покажу?
Ответа я ждал, затаив дыхание, потому что это был неприкрытый намек, и от реакции Регины для меня многое зависело.
— Хочу, — тихим смущенным шепотом.
Регина.
Я хотела видеть. Но не старые, давно зажившие шрамы, а его новое ранение. Только чувствовала, что жалость, которая неизбежно появится в моем взгляде, не понравится Давиду. И боялась поднять глаза. И вообще, я не собиралась обнимать его с порога. Я не собралась вешаться ему на шею — ну переспали, но ведь ничего другого он и не предлагал мне. Но ждала прихода, как на иголках, волновалась о нем и жалела…