Дело было даже не в том, что я стала в их глазах хорошей и благородной. Скорее родителей удивляло, что я выросла, у меня появились убеждения, я что-то умела, и на что-то была способна. Я была таким беспомощным существом, и вот уже сама могу присмотреть за беспомощными, могу сделать что-то значимое, могу думать и сопереживать, решаю, какой будет моя жизнь. Я могла их удивить.
И тогда я окончательно поняла, о каком шансе говорила Иришка.
Когда я закончила свою речь и снова принялась за ризотто (на самом деле, куда больше оно в исполнении Тони походило на плов, в которой пролили винища), мама всплеснула руками, едва не перевернув бокал с соком.
— Кстати, Рита, Толик! Я договорилась, мы разместим работы этой вашей Светы в музее. Но я подумала, что ей будет куда приятнее, если мы сделаем ей…
Мама на секунду замолчала, сделала большие-большие глаза и выдала:
— Открытие выставки! Конечно, вряд ли я смогу обеспечить критиков, но такой светский вечер, канапе, разные люди, и она увидит, то есть услышит, как эти люди обсуждают ее картины! Почувствует себя такой важной! Я думаю, я смогу обставить все так, чтобы было похоже на светское мероприятие! Пусть передаст мне еще альбомов!
Толик пытался удержать на носу оливку, я наступила ему на ногу под столом.
— Да ты че, смотри че было!
Папа спросил:
— Как тебе идея?
— Алечка гений, — сказал Толик, нырнув под стол за оливкой. — Светке должно понравиться!
Стол закачался.
— Да епты, где она!
— Толик, — сказала мама. — Тут полно оливок.
— Да мозги мне не канифоль, Алечка, я же говорю, идея супер, ты действуй.
— Она про оливку, Тубло.
Я вздохнула, продолжая ковырять вилкой в ризото, а потом вдруг почувствовала, как Толик ткнулся носом мне в коленку, на секунду только, и как будто случайно, но щеки у меня стали горячие, и я уставилась в ризотто так, будто в нем плавала моя причина жить.
— Идея забойная, — сказал Толик из-под стола.
Может, он случайно, подумала я. Толик неторопливо вылез, улегся прямо на пол и глянул в потолок.
— Давай только резче действуй, а то откинется еще, ну и вся история.
Всю неделю я боялась услышать, что Светка и вправду умерла, или, еще хуже, прийти к ней домой и обнаружить легкий, почти невесомый, едва ли не прозрачный трупик.
Мы с Толиком ничего ей не говорили. Я полагала, что Толик поступает не совсем правильно, вдруг, например, мы сделаем Светке сюрприз, а от радости у нее неожиданно прихватит слабое сердце.
С другой стороны, наверное, чем интенсивнее и ярче переживания в конце твоей жизни, тем легче им пробиться к тебе под лед, сквозь страхи и боль.