Все время у меня перед глазами стояла эта картина — Светка его целует, и они счастливы.
Пусть и очень-очень недолго, но Светка будет любимой.
Как я убивалась, заливаясь малиновым вином в музейном туалете под беспощадной лампой, ко которой ползала сонная, неизвестно как умудрившаяся выжить в осени, муха.
Я все ждала, когда же меня кто-нибудь потревожит, и это случилось. Туалет был общий, поэтому я надеялась на две вещи.
Во-первых, что Толик придет отлить, но увидит меня, такую заплаканную, и мы сольемся немедленно в страстном поцелуе.
Во-вторых, что на меня наткнется заместитель мэра Верхнего Уфалея. Хотелось бы оказаться в такой ситуации.
Но шаги были такие тихие, что я сразу поняла, кто это. Я вся сжалась, даже дышать перестала, но Светка все равно меня заметила.
— Рита? Ты что все это время тут сидишь?
— Да, — сказала я. — У меня клаустрофобия. То есть, агорафобия.
Отступать было некуда, и я открыла дверь. Светка запивала таблетку водой из-под крана. Лицо ее было искажено гримасой боли. Я возненавидела себя еще больше.
— Представляешь, твоя мама закупила только алкогольные напитки и газировку, а мне нельзя ни того, ни другого.
— Тебе плохо?
— Немного, но лучше я выпью таблетку и еще тут побуду, — сказала она. — А ты почему плакала?
Я молчала, потом вытянула вперед руку с пустой бутылкой из-под малинового вина. Светка улыбнулась.
— Понимаю тебя.
А я тебя не понимаю, подумала я.
— Так что случилось? — снова спросила Светка. Глаза у нее были красивые и очень внимательные.
А я была пьяная дура и разрыдалась снова. Долго Светка гладила меня и утешала, пока я не сказала ей:
— Ты такая талантливая, тобой все так восхищаются, и ты художница, и Толик тебя любит, а я люблю его, а он тебя любит, ну как же так! А меня он не любит! И я не талантливая! И мной не восхищаются!
Я все это сказала, выпалила, а потом расплакалась еще сильнее, уже от того, что такая вот я тварь.
Я подумала, что Светка на меня разозлится, и больше мы не будем дружить, но Светка посмотрела на меня с улыбкой много шире, чем там, в зале.
И поцеловала мой взмокший от малинового вина лоб.
Глава 9. Куда заведет смирение?
И, конечно, на Толика я обиделась. Обиделась за то, что не любит меня, и за то, что я ему не нужна.
Он, видно, расстраивался, все время старался меня расшевелить, очаровательно и даже беззащитно шутил, но я была неумолима.
Я решила стать холодной и неприятной, чтобы он почувствовал себя так же одиноко как я.
Тем более, что я уже чуточку осознавала свою власть над ним — власть единственного настоящего друга.