Я сказала:
— Ты это видел?
— Путь смирения, — сказал Толик. — Не отрывать же ей теперь голову.
Думаю, предыдущий Толик с нынешним бы в этом не согласился, и потому они хотя бы казались разными.
Хлопнули дверью, затопали. Мы, грязные, вышли на лестницу и увидели синие куртки фельдшеров.
— Ты что, — сказала я. — Вызвал скорую?
— Ну да, — ответил Толик. — А то мало ли.
Глава 10. Что просить у Бога?
Пришлось вызывать еще и труповозку, или как она называется. Я все это время просидела на лавочке у общаги, дрожа и вытаскивая картофельные очистки из волос. Потом, наконец, мимо меня пронесли труп в пластиковом мешке.
Тоже ничего такого уж страшного.
Страшно было, если честно, только когда я глядела на накрытое занавеской тело. На крупный нос, натягивающий ткань.
Даже смотреть на бабулю (хотя, наверное, не такая уж это была и бабуля, просто выглядела плохо) издалека оказалось вполне переносимо. Просто человек, только желтоватый, и на вид не очень-то.
А в черном пакете и вовсе не скажешь, будто что-то страшное лежит. Я поглядела на картофельные очистки и луковые шелушинки вокруг и растерянно подумала, что мне хотелось бы помыться.
Не столько из-за опрокинутого на меня мусорного ведра (в конце концов, ничего особенно ужасного в нем не оказалось), сколько из-за того, что я видела в той жуткой квартире.
Когда спустился Толик, я спросила:
— Ее убили?
— Не, те думают, что сама как-то. Может, приступ у ней сердечный. Или сосуд в мозгу разорвался. Такое что-то.
Я сказала:
— Толя, а можно в общаге помыться?
— Осторожно если только. Вообще не воспрещается, но понятно, что если б совсем это было можно, то тут бы базар-вокзал был. У нас, во, комендант жил, но ему плевать было, че творится, в общем и целом, редко придирался.
Здесь мы коменданта не застали, или же его не было, во всяком случае, нас никто не остановил.
Свободную душевую мы нашли на восьмом этаже, там, где мигала лампочка. Коридор был пустой и тихий, только снизу доносился далекий пульс музыки. Я сказала:
— Посторожи.
В душевой пахло сыростью и даже плесенью. Я со щелчком задвинула щеколду и осмотрелась. Большое помещение на четыре кабины, потрескавшаяся бело-желтая плитка, зачем-то висел на крючке черный, длинный, спутанный шлаг.
Сам устройство для мытья (душем его назвать было можно, но не слишком оправданно) состояло из длинной, покрытой белым налетом трубы, проржавевшего держателя и крохотной штуки с пластиковой, похожей на бутон какого-то уродливого цветка насадкой.
Я оставила одежду на одной из мокрых пластиковых табуреток и, ужасно боясь грибка, но еще больше боясь остаться грязной, пошлепала по вечно мокрому полу.