Толик смотрел то ли на папу, то ли в темнейшую в моей жизни ночь. Мне показалось, что если я подойду к окну и высуну руку, она вся испачкается в черноте.
— Поживешь у нас? — спросил папа.
— Поживу, — сказал Толик. — Че ж не пожить-то. А вы еще детей не нажили?
Папа покачал головой.
— А, ну да. Алечка все больна?
— У нее хроническое.
— Такая она хорошая, добрая, и косяков за ней не водится никаких, а болеет так сильно, — сказал Толик. — Ну как так-то? А мусор жив вообще?
— Жив, — сказал папа. — Говорит, нагадали ему, что проживет до ста тринадцати лет.
— Мощно. Не люблю я мусоров все-таки.
— Понимаю, — сказал папа. А Толик сказал:
— Хотя надо любить. Мусор — такое же белковое образование, как все другие. Ты знаешь, что люди из белка состоят? Как яичница.
— Вопрос дискуссионный.
— О че умеем теперь! — Толик засмеялся, но как-то беззлобно, обнажил свои золотые клычки.
— Жизнь научит.
Между ними протянулась как бы электрическая линия, казалось, засверкает сейчас. Но я не могла понять, рад папа Толику или наоборот. Толик вот явно был искреннее счастлив.
Мама принесла бутылку водки "Абсолют" и колбасу.
Я сказала:
— О, вечер перестает быть томным.
Мне очень хотелось, чтобы на меня обратили внимание. Я чувствовала себя, как призрак, только наоборот. Призрак — это прошлое в будущем, а я была будущим в прошлом.
Толик сказал:
— Все-все-все, ща подбухнем, вспомним старое! Алечка, вспомним мы старое?
Мама сказала:
— Кто старое помянет, тому глаз вон.
— Какой-то день пословиц и поговорок, — засмеялся папа. Он плеснул себе в рюмку водки и быстро выпил. В тот момент папа показался мне незнакомым человеком. Толик тоже выпил, занюхал водку колбасой, положил ее на язык, торопливо прожевал. Мама подлила мне еще чаю.
Мне кажется, родители правда хотели мне что-то объяснить. Про себя, про свою жизнь. Думаю, они считали, что назрел какой-то разговор, но какой — не понимали, а тут этот Толик.
— Слушай, так это все странно, — сказал папа. Я увидела в небе единственную звезду, может быть, небо было туманным, и только ее свет, ярчайший свет, пробился сквозь пелену.
Толик сказал:
— Странно. Вообще, как жизнь поворачивается, это странно. Неисповедимы пути, все такое.
— Да, — сказала мама. — Толик, дай закурить.
Толик выплюнул в тарелку почти догоревшую сигарету, подкурил новую и протянул маме. Моя брезгливая мама взяла эту сигарету не думая.
— Живете вы, конечно, у черта на куличиках, — сказал Толик, снова закуривая. Огонек зажигалки осветил его лицо и пальцы живым, адским оранжево-красным.
— Да, — сказала мама. — Так удобнее. Работа, опять же.