Интересно, сколько он им заплатит? За пятую наину для себя любимого.
Надо поскорее выяснить, что означает это слово и в какую субстанцию я всё-таки вляпалась. То, что в дурно пахнущую, сомнений не вызывало. Оставалось выяснить, насколько глубоко я в ней увязла.
С каждой секундой я только укреплялась в подозрении, что всё происходит на самом деле. Во сне или в бреду всё ощущается совсем иначе. Я же была в себе и в невероятной, но вполне реальной реальности. Чувствовала, как никогда остро, аппетитный запах свежевыпеченной сдобы, доносившийся с первого этажа. Слышала, как у меня под ногами скрипят половицы. Видела, как тусклые лучи холодного зимнего солнца, проникая в витражные окна, рисуют на ковровых дорожках размытые узоры.
А ведь в Питере сейчас весна. Холода наконец отступили, и я уже потихоньку начала мечтать о белых ночах. И о разводе. О возвращении себе свободы. И вот, опомниться не успела, не успела даже пикнуть, как оказалась собственностью незнакомого мужика.
М-да…
Зал, в котором располагалась библиотека, был ещё более просторным, чем тот, в котором без меня меня женили, вернее, определили в загадочные наины. Стеллажи подпирали всё те же лепные своды, а обрамлением библиотеке служили два мраморных камина с приставленными к ним креслами.
— Хорошо, что в ту страшную ночь огонь не коснулся этого крыла. Такое наследие… — бормотала Ориса. — Ваши предки в течение нескольких веков собирали эту коллекцию. Настоящая сокровищница! Где же я видела те эскизы…
Пока служанка осматривала книжные полки, что-то негромко бормоча, вздыхая и причитая, я приблизилась к окну, выходившему на укутанный в снег спящий сад. Ледяные ветви, припорошенные белой крошкой; заснеженные фонтаны и скамейки, стёршиеся белёсой пылью дорожки и тропки. Всё очень красивое, ничего не скажешь. И незнакомое. Совершенно чужое.
Не успела как следует порефлексировать и полюбоваться меланхоличной панорамой, как почувствовала, что из глубин моего иномирского естества (я ведь в другом мире; ну или всё-таки сошла с ума) поднимается горячая волна. Появление этого непонятного чувства спровоцировало появление на широкой подъездной дороге потенциального будущего стального мужа. На де Горте теперь красовался длинный плащ с меховой оторочкой, тёмно-рыжей, богато ниспадавшей на его широкие плечи и, в принципе, делавшей его фигуру ещё массивнее и шире.
Хотя куда уж массивнее…
Вот незнакомец остановился, замер неподвижно, словно решил стать частью заледеневшего сада. Этакой величественной статуей, возведённой в честь себя великого, всемогущего и всенаглого. «Она действительно хороша», — снисходительно оценил он меня. И вёл себя так, словно своим появлением в моей жизни оказал мне честь и сделал большое одолжение.