А как меня позабавил толстенький полосатый, дымчато-серый котёнок, гревшийся на солнышке в траве около бордюрного камня. Проехав заросший вишней проулок, таксомотор остановился во дворе семиэтажного дома старой постройки с маленькими балкончиками. И, пока я принимал вещи и расплачивался с водителем, Полина увидела этого котёнка. Подошла, присела на корточки, погладила мягкую серую шёрстку кончиками пальцев.
— Привет.
Как оказалось, она с родителями жила на четвёртом этаже этого самого дома. За металлической дверью обнаружилась просторная светлая трёхкомнатная квартира с балконом и выходящими во двор окнами. Много мягкой мебели, ковёр на стене и пыльная разлапистая пальма в углу. Открытое окно с колышущимися на летнем ветерке занавесками. На удивление много книг в высоком шкафу за стеклянными дверцами: Жюль Верн, Луи Буссенар, Майн Рид, Обручев, Штильмарк и Каверин с его «Двумя капитанами»… И неизменный телевизор напротив обеденного стола.
— Здравствуйте, молодой человек!
Оказалось, это папа. Невысокий — мама повыше будет, лысоватый, и круглый, как колобок — брюшко полы пиджака раздвигает. А рядом — два новых родственника мужского пола — невысокий парень призывного возраста и мальчишка лет десяти.
— Знакомьтесь, молодой человек! Это — Саша, а это — наш Игорёк, «иголочка»!..
— Александр! — сразу же поправил отца взрослый парень.
На самом деле ему семнадцать с половиной — до армии ещё добрых полгода. А старшая из них, из всех троих Полина. Об этом мне сообщали высунувшаяся из кухни мама. И сразу же выставили меня и Полину на улицу. Сидя во дворе, на лавочке перед детской площадкой, Полина долго рассказывала о местных достопримечательностях, и о том, что именно изменилось за время её отсутствия.
— И как тебе?
— Даже не знаю, — ответил я. — Странно как-то. Я от родителей ушёл, едва начал зарабатывать и смог сам снять комнату… Совершенно не представляю, каково это — иметь большую семью…
— Толик, ты мне это уже говорил…
— И сейчас ты снова скажешь, что со мной чувствуешь себя маленькой девочкой, а с ними — старой, много повидавшей женщиной.
— Толик!..
Как же я люблю, когда она улыбается!.. Сколько мы тогда просидели? Едва ли не до вечера, когда солнце повисло над самыми крышами, а на траву и на стену дома напротив легли длинные тени.
— Молодые люди! — на весь двор крикнула мама с балкона. — Только вас ждут…
Ну, и стол же они накрыли! В большой комнате, под той самой разлапистой пальмой, на белой скатерти с вышитыми сундуками с сокровищами. И салат такой, и салат сякой, и разного рода колбаска, и рыба под шубой, и хлебушек-печенюшка, и мелко нарезанные огурчики… У меня чуть в глазах не потемнело, когда я это увидел — сам-то я ем понемногу, без объедения. И потом, сколько раз бывало — сидишь за похожим столом, наливая вместо водки минералку, тихо звереешь со скуки, ждёшь и дождаться не можешь, когда же, наконец, всё это закончится и можно будет уйти, никого не обидев.