- Не правда ли, вы со мной согласны, доктор Роден? Роден поклонился.
- Медицина, действительно, бесполезна здесь, - сказал он, - по крайней мере, для того, чтобы вылечить. У изголовья г-на Сюржера ей остается только наблюдать и облегчать, по возможности, страданья. Поэтому я прошу у вас позволенья пройти еще раз.
- Взгляните на Фредера, - шептал Домье на ухо де Рие: - он вне себя от идеи Родена, он разбит; он не сумел сделать вид, что интересуется «наукой».
Жюли слегка поклонилась обоим авгурам и направилась к комнате больного. Эскье последовал за нею.
Она чувствовала теперь в себе больше сил, шла с большей уверенностью взглянуть на того, кто, так сказать, уже не существовал больше.
Запах хлороформа, смешанный с запахом духов, которыми только что накурили в комнате, захватил ей дыханье. Так как заходящее солнце било в окно, то перед консилиумом спустили жалюзи. Было почти совсем темно.
- Принесите лампу, Хело, - сказал Эскье сиделке.
- Ну вот! - произнес он, когда девушка вышла. - Вы видите, что осталось от Антуана.
Сквозь темноту, Жюли различала кровать, прямо у боковой стены и что-то вроде массы, положенной на ней. Эта масса была неподвижна. Мало-помалу глаза m-mе Сюржер привыкли к темноте и разглядели тело, приподнятое в вышину подушек; она увидела скрючившиеся члены и неподвижную голову, слегка склонившуюся на левый бок. Лампа, принесенная Хело, осветила остальные подробности этой бесформенной массы…
М-mе Сюржер подошла к изголовью; эта масса смущала ее; в больнице она прошла бы мимо постели своего мужа, не узнав его. Вдруг веки приподнялись и глаза устремились на нее; взгляд медленно двигался в то время, как голова оставалась наклоненной.
Жюли отступила; ее пальцы судорожно ухватились за руку Эскье.
- Он узнает вас, - сказал банкир.
Жюли смотрела, загипнотизированная этими устремленными на нее глазами. Левый из них уже казался пораженным, почти мертвым или, по крайней мере, в нем уже не было чувствительности зрения. Другой же несомненно видел; в нем сосредоточилась вся жизнь этого мертвеющего, неподвижного тела.
- Не хотите ли дать ему руку? - шепнул Эскье.
Она приблизилась к кровати и взяла руку больного. Но, пожав ее, она почувствовала, что она совсем мягкая, как будто пустая, нечто вроде перчатки, наложенной ватой, размягчающейся под пожатием. Она вскрикнула. Эскье бросился к ней.
- Прошу вас, уйдем отсюда, - прошептала она.
Ухватившись за руку банкира, она вернулась в рабочий кабинет. Роден и Фредер уехали. Домье и барон де Рие разговаривали еще около окна, в полнейшей темноте. Она была очень довольна этой темнотой, позволявшей ей броситься в кресло и медленно приходить в себя, не привлекая внимания.