- Вы хотите знать правду?
- Да… без сомнения.
- Ну, извольте!… Сегодня уже нет более сомненья. Если ничто не прервет этой усиливающейся слабости, то она осуждена. Прилив крови к мозгу неизбежен… А это смерть.
- Смерть!…
- Да!
- Но это ужасно!… - пролепетала Жюли. - Это невозможно в годы Клары! Послушайте, доктор, ведь не умирают без причины в двадцать лет; не тают, как она тает. Это Париж ей вреден. Ее надо перевезти на юг, в Алжир.
- Путешествие? Она не доедет до конца. Я вам говорю, что ее жизнь в данную минуту зависит от какой-нибудь простой случайности. Мне кажется, что вы должны были бы меня понять…
Он сел совсем близко от нее и, прямо глядя ей в глаза, продолжал:
- Вы-то должны бы меня понять, особенно вы. Разве ваше собственное здоровье в нормальном состоянии? Разве тревога не истачивает вашего тела? Только вы пользуетесь исключительным здоровьем… и потом у вас есть надежда, между тем как эта бедная девочка убеждена, что никогда не будет обладать тем, кого желает.
Жюли опустила голову.
- Да, - продолжал Домье, - вы знаете истину, но вы не хотите ее видеть, потому что вы боитесь того, что скажет вам ваша совесть. Против моей воли и даже с грустью я говорю вам, что жизнь невинного существа в ваших руках. Если Клара не выйдет замуж за Мориса Артуа, или если у нее не будет, по крайней мере, надежды выйти за него когда-либо, она умрет. Разгадка проста.
В то время, как он говорил, Жюли чувствовала, что шаг за шагом приближается к пропасти; оставалось закрыть глаза и позволить толкать себя в эту пропасть, или же, собрав последние силы, вырваться из этих увлекающих ее рук и бежать далеко, далеко… Бесчисленные отрывки мыслей с необыкновенной быстротой мелькали в ее голове. Она представляла себе всевозможные проекты, которые избавили бы ее от ужасной необходимости произнести эти два решения: «Я хочу, чтобы Клара умерла», или же: «Я отказываюсь от Мориса».
Она думала уже не медля бежать на станцию, соединиться с любимым человеком. Ах, она его слишком хорошо знает! Если здесь ее так мучают, то это потому, что она одна; если она чувствует, что силы изменяют ей, что она ничего не может поделать, то это потому, что Мориса нет здесь, чтобы поддержать ее. Будь он только здесь, она бы спряталась в его объятия, она бы ничего больше не боялась: ни своего собственного сердца, ни своей собственной жалости!
- Вы мне не отвечаете, - мягко произнес Домье.
Она ответила с последним усилием сопротивления и опустив глаза:
- Что же вы хотите, чтобы я вам ответила?… Я ничего не понимаю.
- О, прошу вас, - возразил доктор и звук его голоса сделался почти резким, - не будем играть словами. Время не терпит, уверяю вас… Будем искренни друг перед другом. Дело в том, что надо знать, хотите ли вы спасти Клару… Да, я знаю, вы мне возразите, что «я вмешиваюсь в дела, которых мне никто не поручал; что я не имею на это права…» Однако я имею право. Я доктор: мне поручена жизнь этого ребенка и я должен испробовать все средства, чтобы ее спасти.