- Погубив меня, - с горечью прошептала Жюли. - Если вы говорите как врач, то разве моя жизнь не должна быть для вас так же драгоценна, как и другая? А вы прекрасно знаете, - прибавила она, вся в слезах, - что и я так же умру, если я его потеряю!
- Ах! - воскликнул Домье, схватив ее руки. - Вот, наконец, слезы, искренние слезы! Плачьте, плачьте, облегчите себя! Да, я прекрасно знаю, что то, что у вас просят, ужасно, что я разрываю ваше сердце. Но это ваш долг; если вы не согласитесь, то вы будете виноваты в нескольких катастрофах. Клара умрет. И это еще не все: другие будут страдать и вы будете этому причиной. Эскье, который вас любит, будет страдать… И потом, ответьте мне искренно, уверены ли вы вполне, что тот, кого вы любите, так же не будет страдать?
Несмотря на то, что он умышленно старался смягчить эти последние слова, Жюли быстро вырвала у него свои руки и слезы уже не лились из ее глаз.
- Что вы говорите? Что вы хотите сказать? Морис будет страдать, оставаясь моим? О, я хорошо поняла, что вы хотели сказать!
Но это неправда. Я знаю Мориса, поймите… У него нет мысли, которой я не отгадала бы… Мы прожили около трех недель вместе в Германии. Конечно, в Париже, Клара смущала его. Клара была другом его детства; у них было даже детское увлечение друг другом. Она, Клара, не переставала его любить. Но разве Морис не забыл ее для меня? Разве она не была здесь последние три года? В таком случае, кто же мешал ему жениться на ней? Но он даже не помышлял об этом. Предложение Рие, два месяца тому назад, правда, смутило его. Но когда он очутился один в Германии, кого он позвал, скажите мне? Опять меня. А знаете ли вы, как мы провели эти уединенные дни в Кронберге? Знаете ли вы, в чем он поклялся мне, перед моим неожиданным отъездом из Германии? Он обещал мне, почти против моего желания, быть моим мужем, как только я овдовею.
- Я это знал, - сказал Домье.
- В таком случае, если вы это знаете, то чего же вы от меня хотите? Откровенно говоря, ведь это безумие желать составить счастье человека не по его выбору!
Домье слушал m-mе Сюржер и не узнавал ее. Как, это Жюли? Это скромная, тихая женщина, красневшая и смущавшаяся при малейшем ухаживании за нею? «Как инстинктивная защита своей любви могущественна у женщины, у всех женщин… - думал он. - Это еще сильнее, чем материнская любовь».
Он взглянул прямо в лицо Жюли и сказал ей:
- Вы уверены в чувствах Мориса?…
- Уверена?… Да, да же, конечно… Он сам…
- Ах! - с кажущимся равнодушием произнес Домье. - В таком случае…
Он умолк.
Но Жюли вцепилась в его руку.