- Зачем вы мне это говорите? Разве он говорил вам что-нибудь обо мне?… Скажите, я хочу знать!…
- Как вы хотите, чтоб он мог сказать мне? Я его видел только на несколько минут перед его отъездом в Германию… Мы не говорили об этом.
- В таком случае это с… Он вам писал. Но говорите же, говорите! Вы ведь видите, что вы меня мучаете!
Она присела на ручку кресла. Она держала в руках свой носовой платок и бессознательно рвала ногтем батист.
Домье до такой степени было жаль ее, что он все еще колебался. В чем состоит его долг? Которая из этих двух женщин должна была пожертвовать собою для другой? У этих обеих бедняжек такие нежные, искренние души! За которой из них было право любви и жизни на счет другой?
Жюли сказала прерывающимся голосом:
- Вы знаете что-то, чего не хотите мне сказать… У вас есть письмо, Морис писал вам. Да, не правда ли? - продолжала она в ответ на жест Домье. - Он написал это! Он написал, что не любит меня больше… О, Боже мой, Боже мой!
Рыдания надрывали ее грудь. Домье, подойдя к ней, увидел, что на ее глазах уже нет слез.
- Дайте мне это письмо!… Я хочу это письмо! - повторила она протягивая руки. - Вы видите, что я совсем спокойна… Я не волнуюсь… Я должна узнать истину, поймите это хорошенько. Дайте письмо.
«Надо это сделать, - думал Домье, - Бедная женщина! Лучше, чтоб я был около нее, когда она будет читать это».
- Возьмите, вот оно, - сказал он, подавая ей письмо; адресованное Кларе.
Жюли схватила его как добычу, подошла к окну, чтобы лучше рассмотреть, и стала читать. Домье сторожил неизбежный обморок.
- Бедная женщина! - повторял он. - Бедное сердце! Жюли читала; она уже прочла первую страницу, теперь читала середину и казалось, что это чтение продлится вечно. Наконец она уже больше не двигалась, устремив глаза на последние строки.
Домье подошел, наклонился, взглянул на нее. Ее зрачки были неподвижны и как-то странно расширены.
- Что это значит? - прошептал он.
Он взял письмо; одну минуту пальцы Жюли хотели его удержать, но затем выпустили. Он ощупал ее руки и нашел их как будто застывшими. Он тихонько посадил ее и откинул слегка ее бюст на спинку кресла. Она ничему не противилась.
- Ну, полно, - произнес он, стараясь придать твердость и спокойствие своему голосу; - полно, мой дорогой друг, будьте храбрее! Всякое счастье имеет конец; надо только покориться и принять жизнь такою, какая она есть…
Какой исход мог быть у такой связи, как ваша? Решитесь первая на разрыв, это будет менее унизительно и вы будете меньше страдать.
Жюли ничего не отвечала. Она даже не смотрела на доктора; только губы ее шевелились и одинокая слеза медленно, медленно скатывалась по щеке. Вдруг она засмеялась резким, сухим смехом и схватилась руками за грудь.