- Ты ухаживаешь за ней, это ты хотел сказать словами «она слишком верит в них»? - спросил я.
- Она ухаживает за мной, - сказал он смеясь, - или, вернее, ухаживала. Но, - продолжал он, - почему бы мне и не посвятить тебя во все, тем более, что крошка сама тебе все расскажет в пять минут, если я тебя ей представлю? Словом, она моя любовница… я, кажется, опять сделал новую глупость. С моей репутацией, с тем капиталом, который накопился у меня в банке от моих книг, с моими связями, с моей наружностью я мог бы жениться на ком захочу, и пора бы. Плод созрел. Но если бы всегда брало верх благоразумие, то мы были бы не более, как буржуа, не так ли? И потом, она начала… если бы ты видел, как во время репетиции она пожирала меня глазами исподтишка! А я нарочно делал вид, что ничего не замечаю. На кокетство надо отвечать кокетством вдвойне. Драматург, имеющий любовницу в театре, если она не нужна ему для того, чтобы играть в его пьесах, это то же, что грубая грамматическая ошибка. Ты знаешь поговорку: архитектор не чокается с каменщиком. Однако, после первого представления, когда сражение было выиграно, я поддался… И вот тебе еще один документ человеческой жизни: крошка Фавье прошла консерваторию и кулисы и осталась невинной, мой милый, вполне невинной. Ты понимаешь меня?
- Бедная девушка! - невольно воскликнул я.
- Да, нет же, нет! - возразил Жак, пожимая плечами. - Надо же, чтобы был непременно первый любовник, а чем же, черт возьми, Жак Молан хуже какого-нибудь актеришки, ученика консерватории или какого-нибудь из профессоров, как это водится? Но я, я - воплощение поэзии для этой малютки, я - ее роман, переживаемый в действительности, я даю ей возможность говорить впоследствии своим подругам, которые найдут на ее туалетном столике, как бы случайно забытую, одну из моих книг с посвящением: «Жак Молан? Вот был влюблен - то в меня!» Это у этих молодых дурочек такая манера выражать свои воспоминания. Ну и был же я мил, уж так мил! Она желала, чтобы мы таились от матери. Она желала назначать свидания на кладбище, на гробницах великих людей, и я ходил туда… Нет, в самом деле, представь себе меня в мои годы с букетом фиалок в руке, ожидающим мою возлюбленную, сентиментально опершись локтем на решетку перед ивой на могиле Альфреда де Мюссе, меня, который терпеть не может этого плохого стихотворца?
Словом, настоящая студенческая идиллия. Повторяю тебе, это ужасная глупость. Но только я находил все это таким милым, таким свежим в первое время. Я в нем отдыхал от Парижа, где все так полно тщеславия.