- Мне бы очень хотелось знать, - спросил я, - какой новой выдумкой ты выпутаешься.
- Я? - возразил он, присаживаясь к маленькому столику, и перо его уже скользило по бумаге, - Никакой… Я ей пишу, что никакого объяснения давать не намерен, и не хочу, чтобы она позволила себе в другой раз сыграть со мною такую штуку, как обращение ее к Фомберто!
- Ты этого не сделаешь! - горячо перебил я. - Эта бедная девушка любит тебя всем сердцем. Она не могла вынести сомнения. Она подумала, что ты солгал ей, и хотела узнать правду. Разве это не естественно? Разве она не имела на то права? Будь же справедлив… Так просто выдумать другой предлог… Наконец, скажи ей правду, раз она тебя об этом просит: это будет ей менее тяжело…
- На это у меня есть только одно маленькое возражение, - отвечал Жак и, запечатав написанную им записку, придавил пуговку электрического звонка, чтобы позвать мальчишку в голубой курточке с золотыми пуговками, которому он и отдал письмо, - а именно, что я был бы вполне счастлив, если бы Камилла рассорилась со мной из-за этой маленькой записки. Вот еще правило, не менее абсолютное, чем принцип регулярности в работе. Если надо порвать связь с любовницей, то чем незначительнее повод для розыгрыша, тем он умнее. А мои дела в другом направлении идут так хорошо, что она мне уж больше не нужна для того, чтобы расшевеливать ее соперницу. Так как ты мой зритель и так как я знаю, что ты молчалив, как могила, то мне очень хочется рассказать тебе все, невзирая на громкие фразы о скромности, тем более, что это сообщение может компрометировать только меня, пока… Тут действительно замешана могила, и могила великого человека - опять!… Словом, я вынудил у г-жи Бонниве согласие на свидание. И где?… Держу тысячу против одного, что ты не угадаешь. На кладбище Реге-Lachaisе у могилы Мюссе - точь в точь как с той. Ты не находишь, что это прелестно? От кладбища до фиакра, как от великого до смешного, один шаг, а от фиакра до известной мне холостой квартирки - так же, как было с той, - такова программа, - еще шаг.
Знаешь, никогда не надо принимать женщин у себя. Третье правило… При настоящих обстоятельствах, пусть Камилла порвет отношения со мной сегодня, тем лучше, тем лучше!… Однако, не строй мне такой физиономии, которая говорит: «Милый Молан, вы изверг!» и позволь мне выпроводить тебя - ради четвертой страницы…
Если бы я еще сомневался в слишком сильном чувстве, которое внушала мне прелестная Камилла, сомнение мое моментально исчезло бы теперь, настолько жестоко было волнение, испытываемое мною при этой циничной речи. Для меня слишком очевидной стала истина той драмы, в которую я был внезапно вовлечен в качестве зрителя, но в некоторых дуэлях опасение за очень дорогую жизнь, часто заставляет секунданта бледнеть более самого дуэлиста. Страстная любовь маленькой Фавье служила Жаку средством воздействия на самолюбие пресыщенной светской женщины, кокетки и холодно развратной, без сомнения, но элегантной, возбуждающей зависть и богатой, к которой его привлекали тщеславие и любопытство. Сердцу бедной актрисы, сохранившему наивность и романтизм, несмотря на самую разочаровывающую среду, в которой ей пришлось вращаться, сердцу, такому искреннему, искренность которого чувствовалась мною в те минуты, когда она открылась мне с такой непринужденностью под гнетом мучительного страдания, предстояло быть разбитым, растерзанным, раздавленным в борьбе двух самолюбий, и каких самолюбий! Самых жестоких, самых неумолимых из всех, - самолюбия полувеликосветской женщины и самолюбия полувеликого писателя, которые оба были, как гангреной, заражены эгоизмом вечной выставки напоказ, иссушены постоянным и отвратительным изучением эффектов, которые им предстоит произвести и без которых нет возможности удержать за собою непостоянный престиж моды. Подчиняясь какому-то ужасному ясновидению, я сразу смерил глубину той пропасти, в которую катилась моя вчерашняя импровизированная приятельница. Крайняя ясность этого видения помешала мне ответить Жаку, как он того, без сомнения, ожидал, рассчитывая позабавиться моею наивностью, вызвав во мне чувство возмущения. Он посмеялся бы надо мной, а мне было бы больно от его насмешек.