Она взглянула на меня в ту минуту, как я бросил ей прямо в лицо эту, мало остроумную, дерзость. Я прочел в ее голубых глазах менее гнева, чем удивления. Одной из отличительных черт, присущих характеру этих отъявленных кокеток, является уважение к тем, кто им не поддается, в какой степени и каким бы то образом ни было. Она улыбнулась почти любезной улыбкой.
- Молан, правда, говорил мне, что вы оригинал, - продолжала она. - Но, знаете, я тоже немного оригиналка, и думаю, что мы с вами сойдемся…
И разговор ее вдруг принял совершенно другой оборот. Я снова мог убедиться в том чудесном действии женского чутья, уже раз, тогда, в ложе, подсказавшего ей те слова, которые следует говорить, чтобы мне понравиться. Она стала теперь расспрашивать меня о моих путешествиях. Она сама бывала в Италии. Она несомненно встретилась там с каким-нибудь хорошим художником, служившим ей руководителей, потому что высказала мне такие взгляды, которые удивительно не вязались с незначительностью ее недавнего разговора.
Очевидно, эти мысли были не ее, но она умела их запомнить и сознавала, что настал случай высказать их. Она преподнесла мне таким образом два или три остроумных замечания на счет Перуджини и Рафаэля, например, о нелогичности последнего, лишившего своих мадонн всякого христианского чувства, придав им слишком много красоты и какое-то языческое здоровье, не вяжущееся с мистической мыслью и его грезой. Все это она говорила с таким видом глубокого понимания, что я не нашел слишком смешным восхищение, с которым этот простофиля Сеннетерр, присоединившийся к нам, слушал, как она говорила. Этот другой ревнивец не мог удержаться, чтобы не нарушить нашу беседу, а так как г-жа Бонниве, к удивлению, не была к нему сурова, то этот профессиональный вздыхатель начал выказывать мне почти расположение. Он, впрочем, имел свой план; наивная хитрость его закончила водевильной сценкой этот вечер, в течение которого я почувствовал, как одну минуту над нами пронеслось легкое облако драмы. Когда, около 11 часов, я стал прощаться, он действительно настоял на том, чтобы проводить меня, и начал мне восхвалять королеву Анну, идя со мной по тротуару Елисейских полей. Когда же мы проходили по аллее д-Антэн, он небрежно спросил меня:
- Вы стреляете иногда из пистолета?
- Никогда, - отвечал я.
- Бонниве прекрасный стрелок, - продолжал он, - да, прекрасный… Зайдите как-нибудь посмотреть на его картоны, это очень любопытно… Он всадил в них 10 пуль величиной с двадцати франков… Уверяю вас, это очень любопытно…
И он распрощался со мной после этого зловещего предостережения, свернув в улицу Франциска I, где была его квартира.