Осень женщины. Голубая герцогиня (Бурже, Прево) - страница 48

Дойдя до дверей большой залы, выходившей в прихожую, Жюли остановила Мориса; взглянув на него с глубокой нежностью, она сделала ему знак, чтоб он на минуту остался тут, не следовал за ней. Он поцеловал ее обнаженную, протянутую ему руку.

- Да… Я останусь. Иди; я тебя люблю!

- И он отступил на несколько шагов в то время, как она прошла к себе в комнату. Он прислонился лбом к оконному стеклу, но не видел сада, несмотря на яркий утренний свет.

Тогда, среди этой могильной тишины, какой-то шорох заставил его вздрогнуть.

Клара, опершись на рояль, стояла позади него; она, без сомнения, была здесь прежде чем они проходили и, без сомнения, она видела их.

Морис подошел к ней.

- Что ты здесь делаешь? - резко произнес он. - Почему ты не ложишься спать?

Бледная, как воск, она ответила ему:

- Я забыла мой веер… вы видите.

Он с минуту наблюдал за нею… Она шаталась от слабости, как бы изнемогая от только что виденного… Что им руководило в это мгновение, когда они смотрели друг на друга, сжигаемые волнением? Он чувствовал триумф, потребность расходовать эти силы недавней победы, еще клокотавшая в его груди уверенность, что теперь против него никто не устоит… Он подошел к Кларе; она не двигалась с места, загипнотизированная его взглядом.

Он подошел еще ближе; он наклонился и прижал свои губы к ее холодным губам; это был неподвижный поцелуй приказывающего учителя, в нем не было и тени ласки.

- Ступай, - сказал он ей затем тихим голосом, - ступай в свою комнату, дитя мое.

Она ничего не ответила.

Она повиновалась.

Прошло три года. Стояли последние майские дни.

Три года протекло с того утра бала, когда Морис Артуа в один и тот же час сделался любовником г-жи Сюржер и запечатлел покровительственный поцелуй на губах Клары Эскье.

В это утро, не без гордости входя в свою комнату, он слышал, как какой-то внутренний голос шептал ему: «Твоя будущность отныне соединена с будущностью этих двух женщин, которые тебя любят и вечно будут любить тебя одного». И действительно, прошло три года, и ни та, ни другая не огорчили его ни поступком, ни мыслью. Одна сделалась постоянным товарищем, почти женой. Другую же - молодую девушку - он видел реже; ее присутствие никогда не было необходимостью в переживаемом им счастье, но в течение всех этих трех лет он ни одного дня не переставал мечтать о ней и эти мечты сулили ему счастье в далеком будущем.

Сегодня, когда он засиделся с папироской один, после завтрака в своей квартире, на улице Сhambiges, он думал о них обеих. Он не сравнивал их одну с другою, как прежде; его воображение не разыгрывалось, как тогда, после болезни. Открытая, простая, здоровая любовь Жюли его скоро вылечила; но, подобно сорной траве, без глубоких корней, в его сердце зародилась мысль вести обе интриги одновременно. Не был ли он похож на большинство молодых людей его воспитания, напоминавших собою не вполне совершенный тип Бальмонта, способного на самую крайнюю разнузданность, но не имеющего храбрости даже для разврата?