Черный парус беды (Борисов) - страница 19

– Почему я не видела, как он брал телефон? Я его вообще не видела! В каюту он не спускался, и на палубе его не было.

– Но откуда-то он у него взялся, верно? Значит, когда ты была на берегу, он вернулся на яхту за телефоном. Сначала драпанул оттуда, сдрейфил, а потом вернулся.

– Я бы его заметила.

– Не факт. Ночь. Темно. Я полудохлый на твоем попечении. Да и «Золушка» не напротив, а чуть в стороне от места, где меня к берегу прибило. Могла и не заметить. И к тому же, ты уверена, что до самого рассвета ни на минуту глаз не сомкнула, не отключалась?

– Н-нет…

Я перевел дух. Вот и полегчало девоньке. А знай, Мила, что кто-то размолотил все приборы на яхте, врать мне было бы куда трудней. А так обошелся малой кровью.

Кстати, получается, что Джон и размолотил. Это если верить классике в исполнении Бернарда Шоу: «Кто шляпку украл, тот и старушку пришил». А можно и не верить. Один черт, так и так сплошные непонятки.

– Надо найти Федора и Козлова, – сказал я. – Ты со мной или здесь подождешь?

– С тобой.

Я помог Шелестовой подняться. Огляделся. Ну, и куда теперь? На берегу, кроме нас и буревестников, никого. Тогда пойдем разведаем, что подальше от берега делается. Вдруг и впрямь кого из знакомых встретим.

Мы миновали первый ряд траншей, когда я остановился:

– Погоди-ка.

Я кинулся обратно, потому что дубинка-черенок так и осталась валяться рядом с ямой, в которой лежал Джон. Хоть какое-то оружие, все лучше, чем с пустыми руками. Я поднял «оружие» и бросил взгляд на мертвого. Сказал про себя, не ерничая и не кривляясь: «Извини, камнями я тебя потом засыплю. Отнесу к Чистому, там и засыплю. Ты уж потерпи, Ваня».

* * *

Никакой он был не Джон. Самый натуральный Ваня. Но Ивану Дудникову так хотелось стать 100-процентным американцем, что он заменил «в» на сдвоенное «ф», и стал зваться «мистер Дудникофф», а данное в доме малютки имя преобразовал в «Джон». И это было его право: сначала уехать из родных краев в края иные, а потом и фамилию-имя поменять, обрывая последние нити, связывавшие его с Отечеством.

Не любил он родину свою, потому что она его не любила. Да, не дала загнуться вокзальному найденышу, кое-каким образованием одарила, в жизнь выпустила… и все, хватит с тебя. Так что тюрьмы Ваня Дудников сам избежал. Многие из его сверстников по детдому отправились по этапу, многие спились, а он уцелел. Потому что была у него мечта – свободным стать! Истинная же свобода в его понимании была только на Западе, где и возможности, и перспективы, где никого твое прошлое не волнует – сирота ты казанская или сын миллионера. Такие у Вани Дудникова были заблуждения в годы памятные, предперестроечные. Ему бы подождать годик-другой, но он же не знал, что в стране его все изменится до неузнаваемости, что всякий, имей охоту, сможет рвануть за границу. Никто не знал, поэтому Иван Дудников стал матросом на траулере, и когда зашли они в какой-то норвежский порт, дал деру, только его и видели. Помотало его потом, покрутило по миру, и, в конце концов, оказался он в Соединенных Штатах. Там Ваня исхитрился получить гражданство, став Джоном Дудникоффым, налогоплательщиком и патриотом.