— Тея, мы же вроде с тобой разговаривали. Я дал тебе обещание, что помогу нашему сыну, что бы ни было.
— Но… — хотела сказать, что не хочу терять и его. Что он дорог и очень важен для меня, не как отец моего ребёнка, а как мужчина, что очень давно поселился в моём сердце.
— Я мужчина. Я должен защищать свою женщину и ребёнка, даже если для этого мне придётся умереть, — от его слов по щекам хлынули новые слёзы, зажмуриваюсь, пытаюсь смахнуть их. Но родные руки смахивают большими пальцами слёзы, и Ян при докторе, не стесняясь, чуть подаётся вперёд и накрывает мои губы своими — такими желанными.
Слегка приоткрываю свои губы и целую в ответ. Нет, это не жаркий поцелуй, полный страсти, признаний. Он совсем другой. В нём много эмоций, но в первую очередь это нежность, тепло, желание защитить меня от всего мира, укрыть в своих надёжных объятиях. Как тогда, двенадцать лет назад.
Понимаю в этот самый момент, что не смогу его никогда и никуда отпустить. Что согласна бороться за него, потому что он мой. Целиком и полностью. Если придётся бороться со смертью — буду бороться с ней. Я не отдам его ни сестре, ни кому бы то ни было. Я люблю его.
Ян слегка отстраняется от меня, но тут же соприкасается своим лбом с моим, прикрываю глаза.
— Я люблю тебя, — слетает с моих губ всё то, что я так долго держала в глубине души.
Бергер замирает. Кажется, совсем не дышит, но потом выдыхает мне в губы судорожный стон.
— Повтори, Тея, — просит тихо, так, чтобы было слышно только мне.
— Я люблю тебя, — вторю ему и так же, как и он несколько мгновений назад, оплетаю ладонями его лицо.
Тея
Из кабинета выхожу в какой-то прострации. До сих пор не могу понять, почему так вышло, что Ян идеально подходит на донорство нашему сыну, тогда как я — нет. Это подтверждает, что Саша действительно его сын. Сын по крови, плоти.
Между нами тишина, что напрягает. Мы толком ни о чём не поговорили, не выяснили, что между нами. Да, есть чувства, и нас тянет друг к другу. Притом, что нас ещё связывает общий ребёнок, но мы не были с ним близко… Близко настолько, чтобы жить вместе, просыпаться и засыпать в объятиях друг друга. Не было ничего такого, и неизвестно, получится ли у нас семья, тогда как с Татой у него уже давно налаженная совместная жизнь.
Это ещё больше гложет меня внутри, съедает, как яд, кислота, распространяясь по моей крови, медленно захватывая всё тело, сердце, разум. И я знаю это чувство, знаю, как оно называется. Его ни с чем не спутаешь. Ревность. Вот что это такое. И от понимания этого я отшатываюсь назад. Кого-то задеваю, поспешно извиняюсь, и тут же мои руки ловят.