- И что?
На том разговор кончился, мы пришли на место.
Колюня носился по бунгало, и я приметил, как побледнело его лицо с капельками прозрачного пота на конопушках возле носа. Он уродился в мать. Даже, прыгнув на меня и повиснув на шее, попахивал таким же потом, как и она, когда ткнулась в мое плечо в самолете.
- Завтра в шесть утра, - сказал мне Уаелеси. И по всей форме, сдвинув каблуки на песке, отдал Наташе честь.
- Спасибо, инспектор, - сказала она. - Заходите в любое время. Без формы... Хорошо?
Постояв по очереди на одной ноге, Уаелеси сбросил начищенные ботинки и стянул носки-гетры, потом вытянул из шортов форменную тенниску, снял картуз и, зайдя по щиколотку в малахитовый океан, отправился на прогулку по берегу. Высматривал отпечатки шин угнанного велосипеда?
- Василек, - сказала Наташа, - я отпущу Нэнси и батюшку до вечера?
- Отдыхайте, мои дорогие, - пожелал нам Афанасий Куги-Куги. - Вечером увидимся... Нэнси поживет эти дни с вами.
Назначил дневального, подумал я. И тревожный караул одновременно.
В Веллингтоне я увез жену в аэропорт, где нас ждали тесть и Колюня, прямиком из клиники доктора Коламски. Так что первый раз за полгода мы остались вдвоем в фале на Фунафути. К утру я твердо знал, что если жене и суждено выздороветь, то только не в разлуке со мной...
Ночью, как сказала Наташа, мы вели себя опрометчиво.
- Отчего бы теперь не девочка? - спросил я. - Будет приносить мне шлепанцы, а ты разогревать ужин...
Наташа рассмеялась. В первый раз на моей памяти за много-много месяцев.
Мы так и не поспали. А перед рассветом разразилась гроза.
Я видел лицо жены, высветившееся молнией сквозь порванную ветром пальмовую рогожку, когда она сказала:
- Василек, я знаю, как ты нас любишь... Я справлюсь.
Гроза уходила, припустил ливень, резко посвежело. Прибой за стенами фале, щели в которых светлели и светлели, ещё громче швырял на песок и колол о коралловые коряги тяжелые волны.
Знал и я, что справлюсь. Теперь - в особенности.
Наташа первой услышала, как Колюня, разбуженный штормом и всполохами почти что атомных взрывов над островом, бродит по путаным отсекам фале, спотыкаясь о кокосовые маты, и не решается нас позвать. Он появился из-за плетеной "стены", ещё шатаясь спросонья, и плюхнулся возле Наташи, обняв её по всегдашней привычке и рукой, и ногой. И заснул снова.
Колюня так и не пробудился, когда мы вышли размяться на серый мокрый пляж. Через край алюминиевого чана, поставленного возле фале на подпорки из пальмовых бревен, лилась набравшаяся с избытком дождевая вода.