— Я сказал, что влюблен.
— Это разные вещи?
— Вероятно.
Я не могу поверить своим ушам. Отшатываюсь от него, и он не ловит меня обратно.
— Для меня любовь — это выбор… — медленно говорю я, стаскивая с плеч одеяло. Я сижу на коленях, сложив руки. Невозможно остановить этот разговор, катящийся к пропасти. — Выбор того, с кем я хочу жить.
— Это я могу понять, — кивает Альберт и берет мои руки в свои.
Но я отнимаю их:
— Был. Сейчас…
Как я попала в ситуацию, когда должна объяснить человеку то, во что не верю?
— Что? — он снова ловит мои пальцы. Мы оба смотрим на них и не смотрим в глаза друг другу. В комнате как-то холодно, но никто не делает попытки обняться.
— Неужели ты никогда не любил? Или тебя не любили?
Альберт ерошит волосы, и они впервые не ложатся обратно безупречной волной.
— Мой отец говорил, что любит мою мать. А когда заделал ей ребенка — сбежал. Это любовь?
Я качаю головой:
— Это безответственность.
— Мой отчим женился на матери, вырастил меня, всегда поддерживал, всему учил. А когда мне исполнилось восемнадцать — увез ее к своим родителям в Польшу. Очень ответственно. Это любовь?
— А ты как?
— А я остался тут. Один. Он тоже называл это любовью. Ведь он дал нам все — свои знания, свои ресурсы, свои связи. Очень много.
— Но не дал тепла.
— Значит, любовь — это тепло?
Я качаю головой. Какой-то глупый разговор о дефинициях, который скрывает под собой настоящий.
По-настоящему я хочу спросить только одно:
— Так ты меня любишь?
Альберт наклоняется ко мне, все еще сидящей на коленях, отводит волосы от лица, целует в висок, и когда я поднимаю на него глаза, пытаясь не сморгнуть слезы, отвечает тихо и честно:
— Я не знаю, что такое любовь. Назови мне определение, и я отвечу.
— Ты ведь признался мне! — еще бы голос не дрожал. От того, что я слышу истерику в своих словах, мне хочется разрыдаться еще сильнее.
— Как еще я мог тебя удержать? — мягко спрашивает Альберт, и я наконец понимаю, что все это время балансировала на краю бездонной черной пропасти.
А сейчас я в нее лечу.
Ведь все это время я верила в то, что он влюбился в меня. Где-то в глубине души. Поэтому могла играть в секс-онли. Могла терпеть эмоциональные качели. Выдержала испытание секретаршей. Потому что внутри меня дрожал этот теплый огонек. В нем были слова «Я в тебя влюбился» и маленькая табличка рядом: «Все будет хорошо». Он просто использовал свои манипуляции, те, о которых говорил мне в кабинете. Мне было нужно это тепло — он его дал. А я в ответ отдала ему себя. И попалась. Как дура.
— Существует ли вообще любовь? — он целует мои глаза, забирая с них слезы. — Есть страсть. Согласись, у нас ее более чем достаточно!