— Мам, оставь нас наедине, мне нужно поговорить с Владом.
Слышу, как Оля поднимается с лавочки, а потом вижу, как ее ловит в объятия этот рукастый пижон. Я взбеленился не на шутку, но не успел сделать шага вперед, как меня за руку хватает Ирина и тихо говорит:
— Пусть поговорят, лучше, если она сразу все здесь и сейчас спокойно решит и расставит все точки. Давай лучше выпьем кофе, пока участковый решает все вопросы с Валеркой.
Я не уверен, что хочу уйти. И мое выражение лица о многом сказало Ирине. Она едва заметно улыбнулась и ушла в дом. Мои же уши были на страже порядка. И чем больше я слушал разговор пары, тем больше убеждался в том, что мое внутреннее самообладание не резиновое. Она никогда так со мной не говорила. Совершенно другая тональность в голосе, легкий смех и какое-то кокетство с нотками флирта.
Ничего не понимаю? Что за хрень я вижу у себя перед глазами? Неужели она думает, я не вижу этого? Почему игнорирует?
Этот нежданный гость травит байки и обнимает Ольгу за плечи, уводя куда-то в сторону дома Лисицыных. Кто придумал эту фишку? Сомневаюсь, что ее обожатель. Мне не нравятся эти игры, да я вообще уже несколько недель не могу нормально работать, зная, что к ней прикасаются чьи-то руки.
Злость полностью пленила мое нутро, от отчаяния рычу и кулаком со всего размаха ударяю в шершавый ствол груши. Ехидной ухмылкой провожаю парочку и выхожу со двора. Как-то неожиданно меня пронзает мысль, что все, что случилось за прошедший час, было лишь фарсом. Я встряхнул головой, прогоняя наваждение, смешанное со злостью, бушевавшей по венам. Мне нужно срочно все трезво проанализировать. Все, с момента моего приезда сюда.
Сажусь на лавочку, тру виски пальцами и вспоминаю каждую деталь последних трех часов. И чем больше каждое действие поддается логическому анализу, тем больше понимаю, что я обманывался на каждом шагу. Я желал принимать все приятное, что случилось между нами, за чистую монету, а ничего подобного, оказывается не было. Тот первый поцелуй был на эмоциях, Оля нервничала и тут я со своим желанием заявить на нее свои права. То, что случилось в водоеме, могу объяснить очередным нервным перенапряжением. Уваров, это ничего не значит. Ты чертов фантазер, хотя тебе уже давно перевалило за тридцать, а в сказки ты не веришь с того момента, как перестал видеть улыбку на лице своей матери.
На пол-улицы эхом раздается ее звонкий смех, а меня словно осколком разбитой бутылки по нервам режут, медленно, с каким-то маниакальным возбуждением. Неужели я готов сдаться? Этот вопрос так неожиданно возник в голове, что впору взорваться мозгу. Если я — причина всех ее нервов, плохого настроения, неужели я должен и дальше продолжать делать ее несчастной?