О том, что в Красный шип едут Скорбные девы я узнаю, сидя на балконе, в той части материнского замка, которая теперь безнадежно разрушена войной. Здесь все шатается, камни жмутся друг к другу от каждого сквозняка, а на стенах и полу, если присмотреться, до сих пор остались силуэты выжженных проклятой халларнской магией тел.
Никто не ходит в эту часть Красного шипа.
Только я.
Потому что только здесь меня никто не тронет: даже нанятые отчимом убийцы вряд ли рискнут соваться туда, где их вечной могилой может стать многотонная гора древнего камня. А на тех, кто рискнули бы, у мерзавца просто не хватит денег, потому что он давним давно пустил по ветру все мое наследство. Ту его крохотную часть, что не отошла в казну императора-самозванца.
Они появляются на холме: темная процессия, мрачная даже на фоне выжженной битвами земли. Над их головами реет черное с красным солнцем знамя, и даже ветер, кажется, боится надолго к нему прикасаться. Ткань вспучивается в резких порывах, словно вот-вот сорвется с древка, а потом опадает, словно обезглавленное тело.
Ленивая процессия медленно подбирается к развилке, и я сглатываю, чувствуя знакомый болезненный зуд чуть ниже пупка. Прошло четыре года, но я до сих пор чувствую, как кровоточит вспоротая кинжалом кожа, как я толчок за толком теряю драгоценные годы жизни. Так всегда, стоит появиться угрозе. То, что чуть меня не убило, теперь предупреждает обо всех напастях.
Знамя вскидывается на ветру, и я пристально вглядываюсь во всадниц, все еще надеясь, что они повернут направо или налево, но все шестеро упрямо тянутся в мою сторону.
Нет.
У меня дрожат колени. Я спускаюсь с широких перилл, но едва могу стоять на ногах, практически ползком добираясь до укромного места за колоннами. Здесь холодно, темно и сыро, но я бы с удовольствием провела так всю отведенную богами жизнь, только бы не стать избранной.
Но проклятый шрам никогда не болит просто так.
Пальцы взметаются вверх, отчаянно, ломая и срывая ногти, рвут с шеи каменное кольцо.
Это бесполезно. Сколько раз я пыталась снять с себя цепь? Ученые мужи еще не придумали таких цифр.
Отчим позаботился о том, чтобы я не сбежала, не выскочила замуж и не добавила ему «хлопот» с наследством. Которого, впрочем, уже и так нет.
Страх сковывает меня, на минуту разум окунается в туман - и все, о чем я могу думать: они меня не получат. Ни за что. Я не стану жертвенной овцой. Я лучше…
Бегу. Просто бегу: по длинному полуразрушенному коридору, битому разноцветному стеклу. Из пурпурного осколка на меня смотрит нарисованный черный глаз, перевернутая статуя воина валяется на полу без обеих рук, и я поздно замечаю словно нарочно брошенный под ноги каменный топор. Понимаю, что упаду, и в самый последний момент прикрываю ладонями лицо. По крайней мере, я не буду слепой и безобразной, когда меня, обернутую в белый ритуальный саван, поведут к жертвеннику.
