Несколько комнат в полуразрушенной башне и разноцветные мхи из всех щелей.
Но именно сюда, вверх по выщербленным ступеням, ведет меня Тьёрд. Он словно слишком радушный хозяин: собирается устроить меня на ночлег, а не наоборот. А я даже рта раскрыть не могу, потому что он запросто может просто швырнуть меня вниз, и тогда где-то там, у подножия лестницы, моя голова лопнет, словно перезревшая тыква.
Потому что я для него – ничтожество, паршивая кхати, даром что в моих жилах течет кровь прародителей Севера.
Генерал останавливается лишь раз: когда мы поднимаемся на несколько этажей и оказываемся в полутемной сырой галерее, заполненной злыми сквозняками и вороньем. Наше появление вызывает возмущенное хлопанье крыльев, карканье - и я вскрикиваю, когда прямо над моей головой проносится огромная черная тень.
Нельзя показывать свою слабость перед тем, кто топчет могилы моих предков железным сапогом, и я изо всех сил стараюсь держать голову ровно. Но когда где-то под куполообразным потолком раздается возмущенное карканье - и на наши с Тьёрдом головы валит настоящий шквал птиц, я абсолютно бесконтрольно, повинуясь инстинктам, прижимаюсь к Тьёрду плечом.
Потому что испуганная женщина во мне кричит: он – сильный мужчина, он знает, как управляться с мечом, рядом с ним безопасно.
А другая часть меня, которая помнит огненный дождь, падавший градинами на мой дом, и воинов, которые вырезали всех, кто был в силах поднять оружие, требует прямо сейчас обхватить его за шею и вместе с ним кинуться с башни через дыру стене. Избавить Север хотя бы от одного тирана.
Тьёрд даже не шевелится. Он абсолютно спокоен - и сердце в его груди стучит ровно и медленно, как у крепко спящего. Он не отталкивает меня, но и не похоже, чтобы хотел воспользоваться шансом грязно облапать недостойную кхетку. Ему как будто все равно до происходящего, даже если вместо птиц на наши головы обрушится камнепад.
Но потом Тьёрд резко вскидывает руку - и сдавленный вороний крик заставляет меня еще сильнее вжать голову в плечи. Я стыжусь своего страха так сильно, что идея шагнуть за стену и уснуть вечным сном больше не кажется такой уж безумной.
— Посмотрит на меня, кхати, - приказывает тиран, и я тут же широко распахиваю глаза.
Стальные пальцы с какой-то особой смертельной осторожностью стискивают черное трепыхающееся тело. Я еще не знаю, что он хочет показать, но мне уже жаль ворона. В чем-то мы с ним похоже: он тоже просто хотел защитить место, которое считал своим домом.
— На что мне нужно смотреть, аэ’рим? – спрашиваю я, когда первая волна паники сходит и ко мне возвращается способность говорить.