— На урок, - говорит он, лишь на самую малость сжимая пальцы.
Ворон успевает издать лишь один короткий крик – и на моих глазах превращается в пепел. За мгновение короче, чем выдох между двумя ударами сердца. Перья, кровь и плоть, даже кости – все перемешивается в сизый прах, и Тьёрд лениво цедит его сквозь пальцы.
Это урок послушания? Угроза?
Но я и так боюсь его до смерти, какой бы храброй ни пыталась казаться самой себе.
— Я хочу поговорить с тобой о твоей сестре, - наконец говорит генерал. – Без свидетелей. Поэтому, - он еще раз с ног до головы окидывает меня оценивающим взглядом и не трудится показать хотя бы тень интереса, - увел нас обоих подальше от лишних ушей.
— Значит, мне не нужно прислуживать тебе во время купания?
Впервые он выглядит искренне удивленным, даже слегка приподнимает густую черную бровь, такую же неидеальную, как и все его лицо.
— Ты будешь прислуживать, кхати, потому что я так хочу.
Комната, в которой проведет ночь генерал, когда-то была спальней моих родителей. Она единственная из всех в этой башне, которая практически не пострадала во время нападения армии халларнов. Но, несмотря на это, пустует, потому что здесь стоит зверский холод. Большая часть труб, по которым шел теплый пар, пришла в негодность, и теперь они торчат из стен и пола обезглавленными ржавыми змеями. Комната родителей слишком велика, чтобы хоть немного в ней натопить, нужно потратить столько дров, сколько хватит на добрую треть месяца. Непозволительное расточительство. Не то что новое платье и шелковые ленты для Намары.
Тьёрд входит первым и бегло осматривается, а я мнусь у порога, не решаясь пройти дальше, потому что здесь еще слишком живы болезненные воспоминания последних лет. Сперва на той огромной кровати в муках скончался мой отец, а несколько лет назад, тихо и спокойно, проведя три дня в горячке, мать. Перед смертью ее разум затуманился, и она отошла в иной мир, даже не вспомнив, кто я и как меня зовут.
Словно и не было этих лет, словно ее тело только что завернули в саван и вынесли в усыпальницу, а в пыльном воздухе до сих пор стоит тонкий аромат можжевелового масла.
Слуги развели огонь в камине и расставили жаровни с лавовым камнем, но в комнате все равно холоднее, чем в могиле. Я потираю озябшие плечи, пока Тьёрд медленно обходит комнату, бросает взгляд на заваленную шкурными покрывали постель и скрывает за пологом, откуда вырывается облачко пара.
Что он хочет узнать о Намаре?
Или, может быть, я неверно задаю себе этот вопрос, и следует спросить себя: что я готова о ней рассказать? И будет ли это правда и только правда?