— Да пошел ты, Габриэль! Пошел ты, — она приподнимается с кровати, а я вновь ее опускаю на покрывало. — Не трогай меня, — ведет плечами, вздрагивая всем телом. — Можешь засунуть свою компенсацию себе в задницу, — встает на ноги и довольно сильно толкает меня ладошками в грудь. — Единственное, чего я хочу, это увидеть твоего отца за решеткой.
Пытается выйти из комнаты, дергая за ручку, но я оказываюсь проворнее. Делаю выпад вперед и закрываю дверь прямо перед ее носом, а потом, схватив за талию, прижимаю к себе ее дергающееся тело.
— Успокойся! — еле успеваю убрать ногу, чтобы она на нее не наступила. — Прекрати брыкаться, Лебедева, иначе я применю силу.
— Ну, давай, — подначивает меня, громко смеясь. — Докажи, что ты сын своего отца.
— А ты ведь трахалась с нами обоими, детка. Получала удовольствие и от мужа, и от его сына. Аморальная дерзкая кошечка. Аж противно рядом с тобой находиться, — отпускаю пленницу и отхожу на несколько шагов назад.
Кулаки сжимаю и разжимаю, выравниваю дыхание и стараюсь не обращать внимания на эрекцию в штанах. Чертова реакция организма на эту суку. Хочется и трахнуть ее, повалив на пол, и прибить за ложь. Ненавижу и в тоже время башню от нее конкретно сносит. Так, что мозги полностью отключаются, превращаясь в опилки. Думаю рядом с ней своим членом, решившим должным образом поприветствовать ее.
— Было бы противно, мой дорогой Габриэль, — стою на месте, позволяя Юле приблизиться ко мне и положить руку на ширинку, — ты бы еще несколько недель назад не пытался переспать со мной. Ты же не думал об отце и морали, тебе хотелось мне засадить, — проводит языком по щеке, радуясь, что часто дышу носом и крепко сжимаю губы.
— Если ты сейчас же не уберешь свою руку, я сделаю тебе больно, — рычу как дикий зверь, с трудом сдерживая порыв ярости. Рядом с ней меня одолевают разные эмоции. — Не провоцируй меня!
— Ой, мне так страшно, — с сарказмом произносит, но все же убирает руку и демонстративно вытирает ее об джинсы. Стерва. — Когда Олег придет в себя, надеюсь, он сдастся полиции добровольно. Если у него, конечно, есть совесть.
— Отец не станет звонить копам, — я не могу, просто не могу всего ей рассказать. Она меня возненавидит. — Он…
— Тогда это сделаю я, — подняв вверх подбородок, Юля покидает спальню, громко хлопнув дверью.
Я не останавливаю ее, не бегу за ней, а просто сажусь на кровать, схватившись за голову и впервые не зная, что делать дальше. Все так закрутилось, завертелось, что жизнь стала похожа на гребанный телесериал, длящийся уже несколько сезонов и не дающий выбраться из лабиринта, в который я сам себя загнал.