Больно стало сейчас. От осколков. Там, внутри, где она только что прошлась уверенной походкой к зеркалу, оставляя меня слушать тот самый хруст, звонкий, отчаянный хруст обломков меня самой.
На заколку ее смотрю, на пальцы, которыми ловко орудует, закрепляя ее в волосах, и в горле перекрывает от желания закричать. Закричать так громко, чтобы выронила эту проклятую заколку, чтобы обернулась и посмотрела на меня. Увидела, что это Я. Но… я не могу. О, небо, я просто не могу произнести ни звука. Только выдавить с силой, вытолкнуть откуда-то из самой груди срывающимся шепотом:
— Это единственное, что тебя интересует?
* * *
Не могу смотреть даже через зеркало. Мне хочется резко обернуться, прижать ее к себе, мою девочку. Мою хрупкую, нежную девочку, которая сейчас сходит с ума от боли… И я вспоминаю, как впервые ее увидела, как посмотрела в ее карие глаза и пропала.
Я рассматривала ее глаза. Интересные. Светло-карие и блестят то ли от слез, то ли лихорадит ее от голода. Грудь бешено вздымается, и порванный рукав плечо обнажил. Округлое, матовое, нежное. Невольно в вырез посмотрела и почувствовала прилив возбуждения. Грудь у нее маленькая, но полная, корсетом приподнята. Если дернуть материю вниз… Я перевела взгляд на ее руки. Пальцы тонкие стиснула и на еду старается не смотреть, а я ее голод в глазах вижу. Знаю, как они сверкают, когда не ел довольно долго, когда тело свои правила диктует, загрызая и гордость, и силу воли. Мне это чувство знакомо. Только я уже давно свободная, я делаю то, что хочу, а она еще в своем велиарском мирке живет с запретами, этикетом… честью. Бесполезное слово в отношении лассаров.
Я ногу на табурет поставила, отпивая из фляги еще один глоток дамаса. В голове слегка затуманилось, разморило меня после гонки и холода. Устали мы за эти дни.
— Знаешь, что обычно делают с пленными? Слышала? Папа или брат рассказывали тебе, зачем берут женщин в плен?
Подбросила кинжал и поймала за лезвие. Мне нравилось, что она боится. Пусть боится. Маленькая сучка, невеста Ода Первого. Интересно, он ее уже пользовал или берег для первой брачной ночи? Может, нарушить свои правила и испортить ее до того, как ему продам? Пусть прочувствует, каково это… когда любимого человека раздирают на части, а ты ничего не можешь сделать. Могла б — я б всю его семью у него на глазах вырезала. Впрочем, все еще впереди.
Да, все действительно было впереди. Моя адская любовь к ней, мое желание владеть ею безраздельно. И жалость… жалость, что я не мужчина и не могу дать ей так много, как хотелось бы.