— Для алхимика ты слишком много сомневаешься, Чайс.
Ученый взял в руки что-то железное. Кайрин опасался, что это был скальпель. Он не сможет терпеть, если его будут резать.
— Я не совсем алхимик. Моя основная деятельность немного другого профиля. — Сказал мужчина, и уже в следующую секунду стальная игла проткнула кожу Кайрина и вонзилась в вену на руке. Это было не настолько больно, чтобы выдавать себя.
Пока Чайс не начал вводить что-то из шприца в кровь Кайрина. Тогда ему показалось, что он начинает гореть изнутри, словно его кровь закипела и стала дымиться. Кайрин пытался совладать со своим телом, чтобы не дергаться, но оно отказывалось его слушаться. Сайзанг, похоже, заметил что-то неладное:
— Это что с ним такое?
— Этот эликсир воздействует на кровь. Он должен сконцентрировать в ней магию. Возможно повышение температуры тела и судороги.
Постепенно кровь переставала сопротивляться в венах Кайрина, приняв эликсир, и парню стало все проще изображать бессознательное состояние. Чайс бросил шприц на стол и вернулся к своей книге:
— Ему понадобится пару дней. — Сказал он.
— Он придет в себя?
— Возможно.
— Запру его здесь, чтобы не сбежал снова. — Прорычал Сайзанг.
Его слова Кайрин слышал так, будто отец находился не в одной комнате, а где-то далеко, за стеной, или будто вместо его голоса парень слышал только эхо. Юноша поздно понял, что его сознание помутилось, он начинал задыхаться.
Он широко распахнул глаза и глотнул воздуха, но это не помогло. Его кожа покрылась капельками пота, хотя в комнате было холодно. Голова кружилась, а видел Кайрин так, будто на него надели очки с запыленными стеклами. Он в последний момент успел наклониться к полу, когда его вырвало.
Только когда он лег обратно, то понял, что все это время находился на столе — деревянном и жестком, и теперь дощатая поверхность впивалась Кайрину в спину. Он невидяще смотрел в потолок, в то время как Чайс объяснял отцу, что это еще один возможный симптом реакции организма на эликсир. Кайрину было слишком плохо, чтобы вслушиваться в их разговор и наблюдать, как они покидают помещение, слушать, как проворачивается ключ в замке и осознавать, что его заперли здесь на несколько дней.
Реальность ускользала от Кайрина, как лесная змея, и он не пытался держать ее, потому что у него совсем не осталось сил.
В его комнате — большой, но все же какой-то несуразной — не было часов. Отец запретил Кайрину иметь такую роскошь, поэтому парень умел узнавать время по солнцу. Сейчас ему было сложнее, чем обычно, потому что он приходил в сознание всего на несколько минут, и то для того, чтобы его снова вырвало в заранее подготовленное служанкой ведро. У Кайрина не хватало сил даже находиться в сознании. Единственными его мыслями между провалами в темноту, была ненависть к собственному бессилию.