Китти неуверенно свела брови в кучу, но потом заторможенно кивнула.
— Я… попробую…
— Не попробуешь, а сделаешь. И пойдем уже спать.
— Так рано? — она шмыгнула носом, но тут же сделала вид, что закашлялась.
— Ага. Прошлая ночь была весьма интересной, если не отосплюсь, то рискую свалиться с ног.
— Расскажешь? — она бежала за мной.
— Обязательно. Как только увижу твое лицо без этих красных пятен.
Она вроде бы судорожно вздыхала, но я сделала вид, что не заметила, уверенно шагая в свою комнату.
Не знаю, насколько невыполнимую задачу я перед ней поставила. Но была твердо уверена, что если ей что-то и поможет, то только жесткие меры. Я сделала это не из жалости и не из желания поиздеваться, а лишь объяснила правила выживания — как когда-то сделала Тамарка для сироты и воровки, впервые оказавшейся в общей тюремной камере. Тамарка просто поставила меня в известность, а остальное было в моей воле. То же самое я посчитала себя обязанной сделать для Китти, пусть и она потом кому-то вернет этот же подарок. Новый всплеск неконтролируемой злости ушел намного быстрее, чем раньше, — теперь было достаточно его только констатировать. Себя бы спасти, а я зачем-то взялась спасать еще кого-то. Но вряд ли это желание продиктовано каким-то пороком, то есть оно мое, не навязанное извне, а значит, любые усилия в этом направлении того стоят. Остаться собой можно, только цепляясь за свое.
Во время следующего завтрака я все приглядывалась к Китти и искала признаки слезливости. Однако обнаружила другое: она была сама на себя не похожа, даже на вопросы отвечала как-то медлительно, перемежая фразы отстраненными взглядами.
— С тобой все в порядке? — я спросила в лоб. — Ты какая-то странная.
— Ну да… А разве ты не этого хотела? Ратия мне дала снадобье, снижающее волнение и повышающее осознанность, именно так она поняла мою просьбу. И теперь… слушай, а ты замечала, в какой цвет покрашены здесь стены? Обожаю голубой… Когда меня вели в замок айха, я думала, что здесь все будет черным, но гляди-ка — голубое, как небо. Никогда за собой не замечала, но я, оказывается, люблю небо…
— Понятно, — протянула я. — И спасибо тебе за то, что пытаешься. Мне было бы очень жаль потерять такую замечательную подругу!
К лести я не склонна, но из себя выдавила, хотя по поводу «замечательной» еще надо будет сто раз подумать: вчера она ревела без умолку, сегодня — возвышенно-тормозная, и еще неизвестно, что хуже. Но ярости ее поведение во мне не вызывало — то ли я к созерцателям терпимее отношусь, чем к нытикам, то ли борюсь с эмоциями все успешнее.